— О, я хочу. Хочу.
— Тогда ты должна быть осторожна. Главный евнух говорит, что это очень важно. Он мог бы лишиться жизни за то, что сделал. Он делает это ради меня, потому что я прошу.
Моя рука лежала на сиденье. Она положила свою рядом, и через несколько мгновений под мою ладонь скользнул хрустящий кусочек бумаги.
— Не смотри сейчас. Спрячь…
Я опустила бумажку в карман своих шаровар. Я едва могла спокойно сидеть. Но она сказала, что с моей стороны будет неразумно вскочить и поспешить прочь. Кто-нибудь может что-то заподозрить, а это будет означать тяжкие последствия для всех нас.
Я знала, что человека, который попытается вступить в общение с обитательницами гарема, ждёт жестокая медленная смерть, это касалось не только мужчин, но и женщин. Это правило существовало в течение нескольких веков, и я считала, что оно до сих пор является основным в этом месте, которое, казалось, скользнуло обратно в другую эру, а может, и вовсе оттуда не выходило.
Своё нетерпение пришлось сдерживать еще довольно долго, пока я не почувствовала, что могу удалиться, не вызывая никакого нежелательного любопытства. Они привыкли, что когда я не с Николь, то пребываю одна, поскольку она единственный человек, с которым я могу общаться. Я зашла в комнату, где мы спали. Она была пуста, поэтому я села на свой диван и вытащила кусочек бумаги.
«Розетта!
Я поблизости. Меня привезли сюда с тобой, и я работаю в садах, что находятся прямо за гаремом. Мне удалось оказать услугу важному человеку, и его гордость требует отплатить мне тем же. Именно это он делает, передавая записку. Мы рядом. Я всё время думаю. Я что-нибудь придумаю. Не бойся. Не теряй надежды.
«.
От радости меня охватила слабость. Я скомкала бумажку. Мне хотелось оставить её, спрятать под одеждой, ощущать её на своей коже, вспоминать о том, что это написано им, что он поблизости и думает обо мне.
Но я должна уничтожить записку. Если её обнаружат, то уничтожат нас. Я разорвала её на мелкие кусочки. Я раскидала по одному, и их никогда не обнаружат.
Позднее мы разговаривали с Николь.
— Ты выглядишь более счастливой, — сказала она. — То, что я принесла, порадовало тебя.
— О да, но так трудно понять, каким образом можно что-то изменить. Отсюда удавалось кому-нибудь сбежать?
— Иногда находят мужей, если пашу женщина не интересует, и он знает, что она не заинтересует его никогда. Нескольких вернули в семьи.
— Но разве никто никогда не пытается отсюда сбежать?
Она покачала головой.
— Не думаю, что это было бы возможно.
— Николь, я должна. Должна.
— Да, — медленно произнесла она, — ты должна. Если ты этого не сделаешь, скоро тебя отправят к паше. Твоя кожа становится очень белой. Ты поправилась и больше уже не похожа на скелет. Ты выглядишь иначе, чем тогда, когда тебя привезли. Рани довольна тобой. Это будет скоро, возможно, в следующий раз, когда он потребует девушек.
— Он сейчас в отъезде.
— Да, но он вернётся. Когда он возвращается, всегда требует… Рани скажет: «Да, светленькая, она уже готова. Как он будет доволен мной за то, что я приготовила ему такой сюрприз… нечто такое, чего он раньше не видел». Ты понравишься ему. Он может оставить тебя с собой. У тебя, конечно, будет ребёнок. Паша может очень сильно полюбить тебя, потому что ты совсем другая. Он может полюбить твоего ребёнка сильнее, чем Фейсала… сильнее Самира. Главный евнух говорит, что паша очень интересуется Западом… особенно Англией. Он захочет узнать о ней побольше. Он захочет услышать о великой королеве.
— Нет, нет! — закричала я. — Ненавижу. Я здесь не останусь. Я как-нибудь выберусь. Мне всё равно, что они сделают со мной… но я не останусь. Я сделаю всё… всё. Николь, ты можешь мне помочь?
Она пристально посмотрела на меня, и на губах её заиграла улыбка.
Николь медленно проговорила:
— Главный евнух мой друг. Он не захочет, чтобы моё место главной леди заняла другая. Он хочет, чтобы я оставалась матерью следующего паши. Тогда мы будем работать вместе. Мы друзья, понимаешь? Я узнаю от него, что происходит снаружи, а он от меня — что творится здесь. Я знаю, что здесь делается. Я могу сказать ему. В ответ он платит мне информацией извне. Возможно…
— Возможно?
— Да, просто, возможно, я смогла бы что-нибудь обнаружить.
Я взяла её за руку.
— Если ты можешь помочь мне. Николь, если ты что-нибудь знаешь…
— Я помогу, — обещала она. — Никто не должен занять место Самира. Кроме того, мы друзья.
Надежда. Это последнее, что у меня осталось, и я знала, что она может значить всё для тех, кто находился в отчаянных ситуациях.
Записка и слова Николь теперь дали мне эту столь необходимую надежду.
Я вспомнила все опасности, через которые прошла с той самой ночи, когда катастрофа обрушилась на «Атлантик Стар». Я не переставала удивляться своему везению. Может ли оно продлиться? Николь поможет мне, я это знала. И это не только из-за того, что мы друзья, она ещё думает, что я могу быть угрозой для неё. Николь реалистка. Но к ней благоволит главный евнух. Нет сомнения, что у него на это свои причины. Но разве имеет значение, каковы эти причины, пока это приносит мне пользу?
Я была в отчаянье. Мне нужна была любая помощь, которую я смогу найти.
У меня была причина надеяться. Двое из наиболее важных людей гарема были на моей стороне. И Саймон был недалеко.
Действительно, надежда была. Впервые с тех пор, как я переступила порог этого дома, спасение не казалось мне абсолютно невозможным.
* * *
Рани показывала, что она довольна моей внешностью. Она удовлетворенно ворчала, когда делала мне массаж.
Сердце моё упало. В холодном свете трезвого рассудка спасение казалось делом отдалённым. Я позволила себе унестись на волне эйфории. Как я могу спастись?
Этим утром я прошла в спальню и легла на диван. Жалюзи были опущены, из-за тяжелых драпировок в комнате было прохладно и темно. Кто-то проскользнул в помещение. Сквозь полуприкрытые веки я увидела, что это Николь.
— Ты заболела? — шёпотом спросила она.
— Я больна от страха, — ответила я. Она присела на диван. — Я боюсь, что меня ничто не спасёт.
— Рани планирует… в следующий раз она пошлёт тебя.
— Я… я не пойду.
Она пожала плечами, что было её привычным жестом.
— Главный евнух говорит, что паша будет отсутствовать неделю. Когда он вернётся, он пошлёт за…
— Неделю. О Николь, что я могу сделать?
— У нас есть неделя.