Его впустили. Монахини, встречавшиеся ему в коридорах, торопливо проходили мимо с опущенными глазами. Педро проводили в маленькую комнатку. Как спокойно там было!
Он осмотрел голые стены, на которых не висело ничего, кроме распятия, и каменный пол. Мебель состояла из нескольких табуреток и грубо сколоченной скамьи. Сиявшее за стенами кельи солнце казалось далеким, — так холодно было в комнатке.
Неожиданно он увидел перед собой Лукрецию. На ней было длинное черное платье, какие носили монахини, но голова оставалась непокрытой, и ее золотые волосы струились по плечам. Это символично, подумал Педро. То, что она не прячет волосы, означает, что девушка не пришла к твердому решению постричься в монахини. Он сразу поймет, когда это произойдет, потому что тогда ему не позволят любоваться ее золотистыми волосами.
Он склонился в поклоне, Лукреция протянула ему руку, он поцеловал ее.
— Я приехал по поручению папы.
— Ты принес письма?
— Да, мадонна. И надеюсь, что вы напишете ответ.
— Непременно. — Он заметил, как жадно схватила она письма.
— Мадонна, — обратился он к ней, немного поколебавшись, — ваш отец высказал пожелание, чтобы я немного задержался и поговорил с вами, а вы бы расспросили меня о новостях в Ватикане.
— Очень любезно с его стороны, — ответила Лукреция, очаровательно улыбаясь. — Прошу, садись. Я бы предложила тебе чего-нибудь освежиться, но…
Он поднял руку.
— Я ничего не хочу, мадонна. И я не могу сесть в вашем присутствии, пока вы стоите.
Она улыбнулась и села лицом к нему. Письма она положила на скамью, но не снимала с них руки, словно ее пальцы хотели проникнуть в их смысл.
— Скажи мне твое имя, — попросила она.
— Педро Кальдес.
— Я часто встречала тебя прежде. Ты один из камердинеров моего отца, ты приехал из Испании.
— Я счастлив, что вы заметили меня.
— Я всегда замечаю тех, кто усердно служит моему отцу.
Молодой человек вспыхнул от удовольствия.
— Мне вдвойне приятно находиться здесь, — сказал он, — потому что не только папа поручил мне навестить вас, но я сам испытываю огромное удовольствие видеть вас.
Неожиданно девушка рассмеялась:
— Как приятно снова услышать комплимент!
— По городу ходят слухи, которые очень огорчают его святейшество, мадонна. Некоторые намекают, что вы намереваетесь навсегда остаться в монастыре. — Она молчала, в глазах светилась тревога, когда он снова заговорил:
— Мадонна Лукреция, ведь это не правда… не правда!
Он замолчал, ожидая, что она рассердится на него за его дерзость, но не увидел в ней никакого высокомерия. Она только улыбалась.
— Значит, ты считаешь, что это не может быть правдой. Скажи, почему?
— Потому что вы слишком прекрасны, — ответил он.
Она рассмеялась от удовольствия.
— Здесь есть несколько очень красивых монахинь.
— Но вам следует украшать папский двор. Вы не должны спрятать свою красоту в монастыре.
— Это мой отец велел тебе так сказать?
— Нет, но его крайне огорчит, если вы примете подобное решение.
— Приятно поговорить с тем, кто разделяет мои тревоги. Понимаешь, я попросила здесь убежища и получила его. Мне хочется отгородиться от… многого. И я не раскаиваюсь, что пришла сюда к своей дорогой Джироламе.
— Это приятное место, мадонна, но только временное. Вы позволите передать вашему отцу, что с нетерпением ожидаете дня, когда снова будете со своей семьей?
— Нет, не думаю. Я еще не решила. Бывает, что мне ничего не надо, только бы наслаждаться покоем обители, и я думаю о том, как чудесно подниматься рано утром и ждать, когда колокола скажут, что мне делать. Жизнь здесь проста, и иногда мне очень хочется жить простой жизнью.
— Простите, мадонна, но, оставшись здесь, вы откажетесь от своей судьбы. Она ответила:
— Давай поговорим о чем-нибудь другом, я устала от своих проблем. Как поживает мой отец?
— Он, одинок без вас.
— Я тоже по нему скучаю. И очень жду писем. — Она взглянула на них.
— Вы хотите, чтобы я оставил вас одну и вы смогли бы спокойно прочитать их? Она заколебалась.
— Нет, — ответила девушка. — Я пока оставлю их. Будет, чем заняться, когда ты уйдешь. Как мои братья?
— Так же, как при вас, — не сразу ответил Педро.
Она печально кивнула, вспомнив об их страсти к Санчии, ставшей еще одной причиной ненависти братьев друг к другу.
— Ты когда-нибудь вернешься в Испанию?
— Надеюсь.
— Ты скучаешь по дому?
— Как все, кто жил там и покинул ее.
— Мне кажется, я чувствовала бы то же самое, если бы мне пришлось уехать из Италии.
— Вам бы понравилась моя родина.
— Расскажи мне о ней.
— О чем мне вам рассказать — о Толедо, который расположен на подкове из гранита, о горных вершинах, уходящих ввысь? О Севилье, где и зимой цветут розы, о чудесных оливковых рощах, о вине, которое делают там? Говорят, мадонна, что те, кого любит Бог, живут в Севилье. Я хотел бы показать вам дворцы и узкие улочки, и нигде апельсины и пальмы не растут так пышно, как в Севилье.
— Мне кажется, что ты поэт.
— Я чувствую вдохновение.
— Твоей прекрасной страной?
— Нет, мадонна. Вами!
Лукреция улыбалась. Было бесполезно делать вид, будто ей не доставляет удовольствие присутствие молодого человека, будто она не чувствует, что воспрянула к жизни, словно глотнув свежего воздуха, принесенного этим юношей. Ей казалось, что она долго и глубоко спала, пока ей нужно было поспать, а теперь снова звуки жизни звучат вокруг, и она полна желания проснуться.
— Я мечтаю увидеть Испанию.
— Его святейшество намекнул, что если герцог вернется в Испанию, то он сможет взять вас с собой.
В Испанию! Чтобы спрятаться от сплетен, от позора развода! Это ей показалось приятной перспективой.
— Я с удовольствием бы поехала… ненадолго.
— Конечно, ненадолго, мадонна. Ваш отец никогда не отпустит вас от себя надолго.
— Я знаю.
— Он так беспокоится о вас, что все время думает, как вам здесь живется. Он спрашивает: не жестка ли ее постель? Не кажется ли ей пища безвкусной? Не тяготит ли ее образ жизни монахини? Ему интересно знать, кто расчесывает и моет вам волосы. Он сказал, что хотел бы прислать вам компаньонку, девушку, которую он для вас сам выбрал. Она молода и станет вам и подругой, и служанкой. Он просил меня принести ему ответ, согласны ли вы принять его предложение.