Через несколько недель король приказал мадам д'Эстрада покинуть Версаль и отправиться в Шайо. Отставка ее была обставлена со всей осторожностью — ведь она была подружкой могущественного графа д'Аржансона и обладательницей тайн мадам Аделаиды. Поэтому ей определили щедрый пенсион и в изгнание она отправилась как бы особой значительной.

Освободившись от графини, Аделаида обрела былую жизнерадостность, но все же прежнее положение занять она не смогла. Переживания последних месяцев наложили на нее свой отпечаток, красота ее поистерлась, а влияние на безвольных сестер уменьшилось. Бедняжечки Оборванка, Поросенок и Обжора стали темой для дворцовых шуток. Что же касается Тряпочки, то ее уродство возбуждало только жалость.

Теперь семейство не доставляло королю вообще никаких радостей. Оно его только раздражало, и ему приходилось искать успокоения на стороне.

МАРКИЗА КАЕТСЯ

Маркиза пребывала в постоянном беспокойстве — в последнее время появилось слишком много молодых соискательниц на роль королевской метрессы.

С одной из назойливых претенденток с успехом справилась мадам дю Оссэ. Это была жена одного весьма влиятельного финансиста — время от времени в Версале устраивались балы для «неблагородных», и этой даме удалось привлечь к себе внимание короля. После этого приключения дама написала королю, король прислал ответ, но, к счастью для маркизы, ответ этот попал в руки финансиста, а ему как-то совсем не нравилась мысль о том, что его жена может стать чьей-то любовницей, пусть и самого короля. Он твердо решил положить этой истории конец.

С королевским письмом он отправился к мадам дю Оссэ и попросил ее совета. Мадам дю Оссэ сразу же показала послание маркизе.

Но маркиза не спешила предъявлять письмо королю — этот случай был слишком похож на случай с графиней де Шуазель-Бопре. Она решила сделать вид, будто ей об этой истории вообще ничего не известно.

Она вызвала мсье Беррье, генерал-лейтенанта полиции, и попросила его предъявить письмо королю, не говоря, откуда оно к нему попало.

Беррье был только рад услужить маркизе, а Луи был в шоке, узнав, что послание, предназначавшееся исключительно этой женщине, попало в чужие руки — значит, она похвалялась своим успехом.

Женщина столь нескромная не могла надеяться на его симпатии.

Затем король воспылал страстью к герцогине де Нарбонн-Лара, очень красивой и весьма непритязательной придворной даме. В обмен на его поползновения она ничего для себя не требовала, однако слишком быстро забеременела. А Луи беременные женщины не нравились, если только он не бывал в них по-настоящему влюблен. В результате герцогиня отправилась в Парму в роли придворной дамы старшей дочери Луи.

А вот маркиза де Кослин доставила мадам де Помпадур куда больше волнений.

Это была женщина амбициозная. Она решил получить от короля все высшие почести, но понимала, что пока мадам де Помпадур пользуется доверием короля, ей этих почестей не видать. И она составила план, как добиться отставки маркизы.

Маркиза впала в панику — эта женщина не делала тайны из своих отношений с королем, а за карточной игрой не раз намекала на свои намерения в отношении Помпадур.

Но удача не покинула маркизу и на этот раз. Мадам де Кослин была женщиной вульгарной и слишком уж в себе уверенной. Требования ее были безмерны — буквально через несколько недель после того, как началась ее связь с королем, она уже добилась определенных льгот для своих родных и сторонников.

А потому возвышение мадам де Кослин встревожило не только маркизу, но и других придворных.

Естественно, придворные начали сравнивать достоинства мадам де Кослин и мадам де Помпадур, и манеры и поведение последней явно говорили в ее пользу. Все знали, что маркиза де Помпадур старалась сохранять дружеские отношения абсолютно со всеми, кроме тех, кто слишком усердствовал в проявлении враждебных чувств, и поэтому придворные решили: если уж выбирать из двух зол, то пусть лучше будет мадам де Помпадур.

Все проходящие через почтовое ведомство письма подвергались цензуре, король сам мог читать любые послания по своему усмотрению. Таким образом ему попало в руки письмо, которое некий член парламента написал своему другу. В этом письме член парламента описывал новую любовницу короля и сравнивал ее с мадам де Помпадур. Автор ничего не имел против института любовниц — в конце концов, каждый француз имеет возлюбленную, так почему надо отказывать в этом праве королю? Однако зря он поменял прежнюю любовницу — женщину добрую и уже богатую — на новую, весьма злобную. Но, мало того, ей еще предстоит сколотить себе состояние. Такая особа, писал член парламента, со временем непременно начнет управлять королем, и это приведет к еще большему конфликту короля с кабинетом министров.

Письмо произвело на Луи огромное впечатление. Он припомнил все годы теплых и нежных отношений с мадам де Помпадур. Эта де Кослин была женщиной привлекательной, но слишком уж требовательной, к тому же ему не нравились те, кто так откровенно выказывал недобрые чувства по отношению к его дорогому другу маркизе.

Вскорости мадам де Кослин была вынуждена навсегда покинуть Версаль.

Это приключение, как и все прочие, окончилось для маркизы хорошо, однако они очень ее изматывали. Ее план — отвлечь внимание короля на девушек из простых — в общем-то срабатывал, но не так успешно, как ей хотелось бы. Наверное, потому, что она полностью передоверила его осуществление Ле Белю.

Луи был любовником ненасытным — об этом не следовало забывать. Он мог забавляться в «гнездышке» с гризетками, но при этом замечать и придворных дам. Что ж, надо будет подумать и об этом.

* * *

«Маленькая Морфиза» наконец-то надоела королю, и он очень удачно выдал ее замуж. Луиза О'Мерфи прошла длинный путь от лавки своей матери, и об этом ее пути знали все юные парижанки — они так же, как она, страдали от голода и холода, только им не повезло так, как ей.

А их матери твердили себе: то, что произошло с малышкой Луизой О'Мерфи, вполне может случиться и с моей Жанной, моей Мари, моей Луизой.

Версальское «гнездышко» давно уже перестало быть тайным, щебет попавших в силки «птичек» заглушить было невозможно. Апартаменты мадам Аделаиды находились неподалеку от королевских, и этот щебет достигал и ее слуха.

Во дворце прекрасно знали о существовании «гнездышка», но этикет требовал, чтобы его как бы не замечали. Но игнорировать то, что назойливо привлекало к себе всеобщее внимание, было трудно.

Как-то раз маркиза призвала к себе Ле Беля, чтобы обсудить с ним создавшееся положение.

— Из апартаментов, расположенных под крышей, разносится слишком громкий шум,— сказала она.

Ле Бель развел руками:

— Мадам, соблюдать там тишину невозможно.

— Понимаю. Значит, там надо соблюдать пустоту. Ле Бель удивился: