– Их хватает и здесь, мадам.
– Болваны и простолюдины. Где здесь люди утонченной культуры?
– Простолюдины часто оказываются хорошими любовниками.
– В сравнении с месье де Гизом?
Губы Марго дрогнули, но она ответила твердо:
– Ни один мужчина во Франции, ни один мужчина на земле не может сравниться с месье де Гизом, и вам, мадам, это прекрасно известно.
– Может, когда-нибудь настанет время… – Екатерина пожала плечами, ее глаза приняли многозначительное выражение. Марго напрягла слух. – Можно будет что-то устроить, – намекнула Екатерина.
Но нет. Это ловушка. Они никогда не отдадут ей Гиза. Как? Развести ее с Генрихом? Развести Гиза с женой? Нет, время, когда их брак был возможен, миновало.
Не верьте итальянкам, когда они что-то обещают! Марго слышала такую поговорку и не собиралась позволить, чтобы ее заманили в Париж, неизвестно к какой судьбе. По крайней мере здесь, при дворе ее добродушного мужа, она может делать все, что хочет.
– Я полагаю, что обязанность жены – оставаться при муже, – решительным голосом проговорила Марго.
Екатерина улыбнулась ничего не значащей улыбкой, но это ей не понравилось.
Теперь еще важнее было во что бы то ни стало заманить Генриха в Париж. Тогда Марго поедет вместе с ним. И эта беспокойная парочка окажется под присмотром.
Генрих нежно поцеловал Дайеллу, крепко обнимал ее, как будто ни за что не хотел с ней расставаться. Она была очаровательной любовницей – такой юной и нежной, такой нетребовательной. И единственное, о чем она просила, – не отпускать ее одну в Париж.
– Увы, моя малышка, – сказал он, – нам суждено расстаться.
– Нет, не надо, – зарыдала она.
Он нежно и страстно поцеловал ее. Сладкая Дайелла! Он будет так скучать по ней!
Королева-мать со своим «летучим эскадроном» отъехали из Кастельнодари на север. Дайелла была вместе с ней, а король и королева Наварры остались.
Марго лежала на черных атласных простынях, в спальне горели тысячи свечей. Ее черные волосы ниспадали на плечи, на фоне черных простыней белизна кожи была еще заметнее. Она улыбнулась виконту де Тюренну: – Мой дорогой, я вынуждена просить тебя не входить в мою спальню без разрешения. Я вовсе не хотела быть с тобой сегодня вечером.
– Но, моя принцесса, ты знаешь, что я привык…
Она махнула рукой:
– Привычки меняются, мой друг.
– Но мои чувства к тебе никогда не изменятся.
– Увы, – ответила она, – с моими чувствами дело обстоит как раз наоборот.
– Я не могу в это поверить.
– Не знаю, как мне тебя убедить.
– Моя любовь…
– Любовь, которая была…
– Она… она будет вечной! – продолжал настаивать он.
– Месье де Тюренн, мы провели вместе много приятных часов. Но так уж всегда бывает. Кажется, что огонь будет пылать вечно, но потом… он вдруг гаснет. Так произошло и в нашем случае.
– Моя любовь не погасла.
– В любви должно быть согласие, мой друг. И тебе это хорошо известно.
Сжав кулаки, он посмотрел на нее. На какой-то момент ей показалось, что он собирается ее убить. Марго даже испытала легкое разочарование, когда он отступил.
– Если ты меня бросишь, – заявил де Тюренн, – я повешусь.
Она отвернулась, а когда снова повернула голову, его уже не было.
Она представила его безжизненное тело в петле. Повеситься из-за нее!
В передней рядом со спальней Марго находилась в ожидании одна из ее фрейлин. Мадемуазель де Ребур укладывала платья госпожи, когда услышала разговор между Тюренном и королевой.
Подслушивание у дверей не казалось мадемуазель де Ребур чем-то дурным. И у нее это неплохо получалось. Она ненавидела Марго и мечтала оставить службу у нее, и в то же время ей не хотелось возвращаться ко французскому двору. После отъезда Дайеллы король впал в некоторую меланхолию, но это вовсе не означало, что его глаза перестали высматривать симпатичных женщин, и мадемуазель де Ребур порой казалось, что они останавливаются на ней.
А почему бы и нет? Она не была красавицей и не отличалась крепким здоровьем, но ее хрупкость могла напомнить королю нежную гречанку. Не оттого ли в последнее время их взгляды так часто встречаются? Мадемуазель де Ребур была этим немного взволнована.
Но теперь она услышала голос виконта де Тюренна, полный страдания. Марго заявила ему, что больше его не любит, и бедный от горя угрожал повеситься.
Королю это вряд ли понравится, он ненавидит любое насилие. Что же касается Тюренна, то это один из лучших его генералов, а их у него не так уж много, чтобы кого-то терять.
Тюренна надо остановить. Что, если пойти к королю?..
Мадемуазель де Ребур уже много дней искала способа привлечь к себе его внимание.
Король поднял ее с колен, потому что, войдя, она распростерлась перед ним ниц, прося у него аудиенции.
– Мне горько видеть тебя в таком смятении, – сказал он. – Ты должна рассказать мне о своих бедах, моя дорогая.
– Я в большом страхе, сир.
– Не бойся меня. Подойди. – Он взял ее за руку и подвел к нише, в которой стоял диванчик. – Садись сюда и расскажи мне, что тебя так встревожило.
– Это было бы слишком самонадеянным с моей стороны, сир…
Они сели, он слегка обнял ее, и его рука как бы случайно легла ей на грудь.
– Симпатичным женщинам нет причины меня бояться, – радушным голосом произнес Генрих. – Разве тебе не известно, что я всегда готов проявить к ним снисходительность?
– Сир… – Мадемуазель де Ребур вздрогнула, и его рука сильнее к ней прижалась. Она повернула лицо и уткнулась в его камзол. – Сегодня я слышала, что один человек собирается покончить с собой.
Он погладил ее по волосам, они были мягкие. Волосы Дайеллы были такие же нежные. Генрих подумал: «В темноте я бы мог спутать ее с Дайеллой, если бы она пришла ко мне».
– Тот, кто собирается покончить с собой, обычно не угрожает, моя дорогая, а просто делает это. Кто этот человек?
– Виконт де Тюренн, сир.
Генрих больше не мог оставаться равнодушным.
– Тюренн? Это невозможно. Он шутил.
– Не думаю, что так, сир, и, зная, как вы цените его службу, я подумала, что мой долг – прийти к вам.
– Как ты об этом узнала?
– Я фрейлина королевы, сир.
– О да.
– Она… но я не могу сказать. Я не решаюсь.