– Ходил на охоту? – Ходок усмехнулся. – И много дичи настрелял, охотник?
– Я… – Прошка опустил голову. – Я нечаянно. Просто хотел поглядеть.
Глеб шагнул к мальчишке, взял у него из рук ольстру и быстро ее осмотрел.
– Хорошо, хоть не угробил, – с явным облегчением произнес он затем. – Хочешь, научу, как ею пользоваться?
Прошка не поверил своим ушам. Он приготовился к тому, что Первоход надает ему тумаков и подзатыльников, ну, или хотя бы надерет уши, как всегда делали взрослые, но ходок смотрел вовсе не сердито, а даже как будто весело.
– Дядя Первоход, я…
– Знаю, что хочешь. Но сейчас ночь, и мы не будем будить наших спутников. Ложись спать. Наш поход продлится пару дней. А потом, когда все закончится, я возьму тебя с собой на охоту.
Прошка повернулся и пошел к лежанке. Но вдруг остановился и тихо сказал:
– Дядя Первоход, а я видел волколака.
– Волколака? – Глеб прищурил темные глаза. – Далеко?
Прошка отрицательно качнул головой:
– Нет. В двух верстах отсюда.
– Ты уверен, что это был волколак?
– Угу. Он хотел на меня напасть, но почуял ольстру и не напал.
Глеб кивнул:
– Похоже на то. Запах ольстры этим тварям хорошо известен. Однако далековато же он зашел.
Прошка потупил взгляд.
– Ты его убьешь, Первоход?
– В темноте мы его не найдем, – задумчиво проговорил Глеб. – А сюда он вряд ли сунется. Ты уверен, что он был один?
– Да.
– Гм… – Первоход легонько потер пальцами подбородок. – Ладно. Ложись спать и ничего не бойся.
– А ты?
– А я уже выспался.
– Так ведь еще ночь. До утра далеко.
Первоход улыбнулся, и в улыбке его Прошке почудилась горечь.
– Последние пять лет я мало сплю по ночам, – сказал Глеб негромко.
– И ты будешь караулить до утра?
Глеб кивнул:
– Точно.
Прошка помешкал немного и спросил:
– Дяденька Первоход, а можно я лягу на твою лежанку?
– Мне кажется, что твоя – уютнее и теплее.
– Знаю. Но на твоей мне как-то спокойнее.
– Что ж, ложись.
Прошка прошел к лежанке Глеба и улегся на сухую траву. Лежанка была еще теплая. Перед тем как расположиться на ночлег, Первоход нагрел в костре несколько больших камней, а после зарыл их в землю и на тех местах устроил лежанки. Камни все еще грели.
Прошка стал размышлять о превратностях судьбы и сам не заметил, как уснул.
6
Присев на бревно, Глеб достал из кармана берестяную коробку с бутовыми самокрутками и закурил. Самокрутка тянулась хорошо, и эффект от нее был такой же, как от обычной сигареты, набитой табаком. Глеб припомнил, как плевался, когда попробовал покурить ее в первый раз, но сейчас она казалась ему вполне сносной.
Покуривая и поглядывая на звезды, Глеб, как это часто с ним бывало, стал вспоминать про Громола. Вспомнил тот вечер пять лет назад, когда, вынырнув из запоя, встретил охотника у кружала.
Тогда Глеб второй раз в жизни услышал имя Мамелфа. Картина встречи с переодетым в нищенские лохмотья Громолом тут же встала у Глеба перед глазами.
– Черт, как я рад тебя видеть! – воскликнул он тогда, не веря своим глазам. – Но как тебе удалось выжить? В последний раз, когда я тебя видел, ты лежал на траве и истекал кровью.
При этих словах охотник помрачнел и ответил нехотя:
– Это долгая история, Глеб. Я расскажу тебе как-нибудь после.
– Ну, хотя бы намекни.
И Громол намекнул.
– Помнишь, я рассказывал тебе про Мамелфу? – спросил он. – Про колдунью, которая живет в Гиблой чащобе. Она нашла меня. Я провел в домовине у колдуньи неделю, и за это время она полностью меня излечила.
– Вот как? – нахмурился Глеб. – Надеюсь, она не потребовала у тебя в качестве платы твое живое сердце?
И что же тогда ответил Громол? И ответил ли он вообще хоть что-нибудь? Кажется, нет. Охотник поспешно перевел разговор на другую тему.
А что было потом?
А потом было предсказание. Десять испытаний, которые устроила для него Сорни-Най. Десять чертовых испытаний, которые приведут его домой. Или не приведут? Ведьмы и гадалки говорят темным языком. Поди пойми этих гадин.
А потом на них напали подосланные Крысуном наемные убийцы. Один из них успел ударить Громола кинжалом в плечо за секунду до того, как охотник сам вонзил ему в бок тяжелый косарь. А потом четыре дня они уходили от погони, которую направил по их следам подлый Крысун.
Глеб живо вспомнил побоище на лесной полянке, когда Громол ринулся в гущу разбойников с мечом-всерубом в руке. Рана ослабила его, но это не помогло разбойникам избежать смерти.
При воспоминании о том жутком побоище у Глеба заныли старые, давно затянувшиеся раны.
Глеб до сих пор не понимал, как он тогда остался жив. Разбойники были настоящими головорезами, а Крысун назначил за головы Глеба и Громола огромную цену. Возможно, их испугал яростный натиск истекающего кровью охотника.
Вспомнил Глеб и лицо Крысуна, когда они с Громолом вошли к нему в горницу, вышибив дух из пяти крепких молодцев, что охраняли дом.
Крысун тогда мигом соскочил со стула и, выставив перед собой два обоюдоострых ножа, прижался спиной к стене.
– Дешево не дамся, – сипло проговорил он, глядя на Громола маленькими, ненавидящими глазами.
– Опусти ножи, – твердо сказал ему Громол. – Если б я хотел тебя убить, ты был бы уже мертв.
Крысун прикинул что-то в уме и опустил руки.
– Твоя правда, – согласился он. – Тогда пошто пришел? И чужеземца с собой притащил пошто?
– Хочу заключить с тобой договор.
– Договор? – Крысун неуверенно усмехнулся. – Это по-нашему, по-купечески.
Громол чуть прищурил серые, холодные глаза:
– А ты, значит, теперь купец?
– Купец.
Громол окинул взглядом горницу.
– Выходит, не зря в Гиблое место ходил.
– Выходит, не зря. – Крысун облизнул тонкие губы узким, будто у змеи, кончиком языка. – Так что там у тебя за дело? О чем договориться хочешь?
– Хочу, чтобы ты оставил в покое меня и Глеба-Первохода, – сухо и четко проговорил охотник.
– А ежели не оставлю? – поинтересовался Крысун.
– Тогда я тебя убью, – так же просто и четко ответил Громол. – Но это еще не все. Пусть твои людишки ходят в Гиблое место не чаще одного раза на четыре седьмины. И чтобы в каждом отряде было не больше трех человек.