Когда волшебник ввел Лагина в мастерскую, у того едва не отнялся язык от восхищения и удивления. Столы и полки шкафов были уставлены невиданными бутылями и коробами. Рядом с бутылями стояли удивительные вещи, о назначении которых Лагин не мог даже догадываться.
Он стоял посреди мастерской и чувствовал себя самым счастливым человеком на земле. Ему здесь понравилось все – даже запах.
Тем временем Гербериус вынул из глиняного кувшина, стоявшего на столе, увядший цветок розы, показал его Лагину и спросил:
– Что ты думаешь об этом цветке, юноша?
– Я думаю, что этот цветок увял и ему самое время отправиться в мусорное ведро, – ответил Лагин.
Волшебник усмехнулся, поднес цветок к губам и легонько на него дохнул. Прямо на глазах у Лагина лепестки розы наполнились жизнью и заблагоухали.
– Все знают, что жизнь – это чудо, – сказал Гербериус, задумчиво глядя на цветок. Затем провел над цветком ладонью, и лепестки розы снова потеряли упругость и свежесть. – Но немногие понимают, что смерть – это тоже чудо. Не менее удивительное, чем сама жизнь.
Лагин, во все глаза глядя на цветок, взволнованно сглотнул слюну.
– Значит, твое искусство способно оживлять мертвых? – севшим от волнения голосом спросил он.
– Я вернул цветку жизнь всего на мгновение, – ответил Гербериус, – а на то, чтобы научиться это делать, у меня ушли десятилетия. Стоит ли после этого считать меня чародеем?
Волшебник взглянул на Лагина из-под нахмуренных бровей и изрек:
– Ты сказал, что путь твой окончен, а между тем он только начинается. Люди умеют делать смерть из жизни. Я же научу тебя делать жизнь из смерти. Готов ли ты ступить на путь науки?
– Да, учитель! – выдохнул Лагин, глядя на цветок.
– Путь этот будет тяжел. Тебе придется от многого отказаться.
– Я готов!
Гербериус положил цветок на стол, затем придвинул железный литой подсвечник с торчащей из него сальной свечой, щелкнул пальцами, и фитилек свечи запылал.
– Поднеси ладонь к пламени, – потребовал он.
Лагин сделал, как велел волшебник.
– Ближе! – сказал Гербериус.
Лагин поднес ладонь ближе, но тут же отдернул ее снова.
– Я не разрешал тебе убирать руку, – строго проговорил Гербериус. – Если хочешь, чтобы я тебя учил, слушайся меня. Поднеси ладонь к пламени свечи.
Лагин снова поднес ладонь к язычку огня. Острая боль пронзила его ладонь, но на этот раз он не отдернул руку.
– Зачем ты пришел ко мне? – спросил Гербериус, глядя ему в глаза.
– Я хочу постичь тайны мироздания, – выдохнул Лагин.
Ладонь его горела огнем, пот ручьями струился по лбу и бледным щекам.
– В тебе говорит гордыня? – спросил Гербериус.
– Я… не знаю.
– Зачем ты пришел? – повторил свой вопрос волшебник.
– Я хочу… Хочу, чтобы люди перестали умирать!
– Зачем тебе это?
– Если в мире не будет смерти, мир станет лучше. Я хочу, чтобы он стал лучше.
Губы Гербериуса дрогнули, но он не рассмеялся, а посмотрел на Лагина с величайшей серьезностью:
– Твое желание похвально. Но оно противоречит Божьему промыслу.
– Почему?
– Этот мир не может стать лучше, потому что в основе его лежит грех. Ты можешь убрать руку от пламени, юноша.
Лагин поспешно отдернул руку и взглянул на ладонь. Он ожидал увидеть сильнейший ожог, но ладонь была чиста и ничуть не повреждена.
Тем временем Гербериус поднес свою руку к язычку огня, и язычок послушно перебежал с фитиля на его широкую и мозолистую, словно у ремесленника, ладонь.
– Во всем, что ты видишь, нет никакого волшебства, – сказал Гербериус. – Чудо – это знание. Бог создал мир, чтобы мы познавали его. Узнаешь, как мир устроен, – научишься им повелевать.
Он щелкнул пальцами, и огонек взмыл в воздух, превратившись в огненного мотылька. Мотылек немного покружил по комнате, затем выпорхнул в открытое окно и исчез. Гербериус взглянул на удивленного Лагина.
– Я возьму тебя в ученики, – сказал он. – Но если ты меня ослушаешься, хотя бы раз, я вышвырну тебя на улицу.
Лагин облизнул пересохшие губы и робко уточнил:
– Как ты вышвырнул того юношу, которого я встретил у твоего дома?
Гербериус кивнул:
– Да. Я научу тебя многим полезным вещам. Но прежде запомни: если наметил себе цель, не отступайся и иди до конца. Даже если цель стала казаться тебе слишком призрачной или неправильной – продолжай свой путь. Ты никогда не знаешь, куда заведет тебя дорога. Но ложное движение лучше праведного покоя.
В тот же вечер Лагин встретил наглого оборванца на рыночной площади. Тот сидел на каменных ступенях и ел финики. Он по-прежнему был одет в грязное тряпье, но поверх тряпья красовалось роскошное лазоревое корзно с ярко-алой подкладкой.
Увидев проходящего мимо Лагина, оборванец окликнул его и спросил:
– Я слышал, Гербериус взял тебя в ученики? Правда ли это?
– Это правда, – ответил Лагин.
Оборванец плюнул финиковую косточку под ноги Лагину и нагло заявил:
– Гербериус – грешник. Пути Бога и науки расходятся.
– Значит, я родился, чтобы соединить их, – сказал на это Лагин.
Несколько секунд оборванец с интересом разглядывал его, затем усмехнулся и изрек:
– Что ж, если у тебя получится, ты станешь величайшим ученым мужем на свете. Ты, конечно, болван и достоин хорошей порки, но я желаю тебе успеха.
6
Из задумчивости Лагина вывел резкий голос Глеба:
– Тише! Замрите!
Лагин, Диона, Прошка и Хомыч остановились. Лагин прищурил близорукие глаза и увидел нечто удивительное. Между ними и Глебом, перекрыв тропу, висело прозрачное, подергивающееся облако.
– Что это? – спросил Лагин.
– Не знаю, – ответил Глеб. – Диона, что это за гадость?
– Я никогда прежде такого не видела, – откликнулась девушка.
Облако продолжало висеть поперек тропы. Оно было не больше полутора метров в диаметре, почти полностью прозрачное, словно сделанное из жидкого стекла или подвижного прозрачного газа, и лишь в самой сердцевине слегка туманное.
Лагин смотрел на облако, как зачарованный. Он вдруг сунул руку в котомку и шагнул навстречу облаку.
– Что ты делаешь? – сердито спросил Глеб.
– Я хочу взять пробу, – ответил ученый муж.
– Пробу? Забудь. Не вздумай к нему приближаться.
– Почему?