Хлопуша зашагал к двери, и Глеб осторожно двинулся за ним, держа атамана Вичкута под прицелом.
– Оставайтесь на местах, и я вас не трону, – пообещал он разбойникам.
– Он придет за тобой, – прорычал Вичкут. – Никто не уходит от Пастыря по своей воле.
Хлопуша с лязгом отодвинул засов. Среагировав на звук, Глеб на миг повернул голову, и в это мгновение Вичкут бросился на него с мечом.
Увернувшись от удара, Глеб выстрелил Шкуродеру в грудь. Затем передернул зарядную скобу и снова нажал на спусковой крючок. Стрела прошила одному из разбойников шею.
Гвидон прыгнул к двери, но Глеб швырнул ему под ноги скорострел, разбойник споткнулся и налетел головой на верею. Глеб бросился на Гвидона, но тот сумел увернуться и ударить Глеба мечом в живот. Однако Глеб предвидел этот удар и успел отклониться – меч порвал ему куртку и расцарапал бок.
Глеб подхватил с пола скорострел и гаркнул Хлопуше:
– На улицу!
Выскочив на улицу вслед за верзилой, Глеб захлопнул за собой тяжелую дубовую дверь и быстро заблокировал ее подпорками. В дверь заколотили.
– Первоход! – тихо окликнул Хлопуша.
Глеб повернулся лицом ко двору и увидел толпу общинников с топорами и вилами в руках и дюжину вооруженных до зубов «смотрящих».
– Эй, вы! – рявкнул на них Глеб. – Меня зовут Первоход! Все вы слышали обо мне и знаете, что в руках у меня – огнестрельная ольстра! Сейчас мы с Хлопушей сядем на коней и уедем отсюда! Того, кто попробует меня остановить, я убью!
Общинники и «смотрящие» стояли по периметру двора, сжимая в руках топоры, вилы и мечи. Взгляды их были прикованы к скорострелу, который Глеб сжимал в руках. За спиной у Глеба продолжали колотить в дверь разбойники. Он слегка качнул скорострелом и приказал:
– А теперь вложите мечи в ножны и бросьте топоры на землю! Ну!
Мечи с лязгом вошли в ножны, а топоры с глухим перестуком попадали на землю.
– Молодцы! – похвалил Глеб. – А теперь – ты, тощий! – подведи сюда двух коней.
Тощий разбойник отвязал от коновязи двух коней и с перекошенным от страха лицом подвел их к Глебу.
Заметив в окне одного из срубов легкое шевеление, Глеб вскинул скорострел и выстрелил. Слюдяное оконце лопнуло, и на улицу вывалился разбойник с боевым луком в руках. Стрела угодила ему в грудь.
– Повторяю: я убью всякого, кто помешает мне уехать! – крикнул Глеб. – Хлопуша, садись на коня.
– А если они швырнут нам что-нибудь в спину? – тихо спросил верзила.
– Не швырнут. Садись!
Хлопуша забрался на коня. Глеб передернул зарядную скобу скорострела и тоже запрыгнул на коня.
– А теперь – расступитесь! – приказал он. – Ну!
Толпа расступилась, и всадники проехали к воротам. Бородатый общинник скинул с ворот жердину и распахнул их. И в это мгновение один из «смотрящих» схватился за бердыш. Глеб вскинул скорострел и нажал на спуск.
Стрела с жужжанием вылетела из дула, пробила «смотрящему» плечо, протащила его с четверть сажени по земле и пришпилила к стене разбойничьей избы. И в это же мгновение стена вспыхнула огнем.
«Огневая стрела!» – пронеслось в голове у Глеба.
– Хлопуша, гони! – крикнул он и ударил лошадь пятками в бока.
Краем глаза он успел увидеть, как огонь быстро перекинулся по бревнам и как заполыхала изба. А уже в следующее мгновение он несся на коне по пустырю, а над головой у него свистели разбойничьи стрелы.
Вот уже минут пятнадцать Хлопуша, сидя на широкой лавке в комнате Глеба, пил квас и брагу, попеременно прикладываясь то к одному, то к другому кувшину. Пил – и никак не мог напиться.
– Уф-ф, – пыхтел он, вытирая рукавом рубахи мокрые губы и тараща на Глеба глаза. – Никогда в жизни мне не было так страшно! И никогда в жизни мне не было так весело, леший меня забодай!
В отличие от взволнованного здоровяка, Глеб уже давно пришел в себя. Он сидел за столом, положив локти на столешницу и подперев подбородок кулаками, и с хмурой задумчивостью смотрел на сундук с оружием.
– Слышь-ка, Первоход, – снова окликнул Хлопуша. – А здорово ты их. «У меня в руках – огнестрельный посох! Щас мы с Хлопушей сядем на коней и умчим отсюда к едрене фене! А тот, кто попробует нас споймать, получит посохом в лоб!» Здорово! – повторил Хлопуша и приложился к кувшину с квасом.
Глеб качнул головой, выходя из задумчивости, посмотрел на Хлопушу и сказал:
– Пастырь – не человек.
– Как это? – изумился Хлопуша, вытирая рукавом рот. – Кто ж он такой?
– Порождение Гиблого места. Щупальце, которое Гиблое место протянуло за межу.
Хлопуша нахмурил брови, обдумал слова ходока и заявил:
– Я не понимаю.
– Тот, кого ты видел, не Пастырь, – спокойно и веско проговорил Глеб. – Ты когда-нибудь прикасался к нему?
Верзила подумал и качнул головой.
– Нет.
– А трогал его руку? Или, быть может, видел, что он оставляет следы на земле?
Хлопуша вновь покачал головой.
– Нет. Но я все равно не понимаю тебя, Первоход.
– Я пытался убить Пастыря и даже ударил его мечом. Но мой меч прошел сквозь него, как сквозь облако пара.
– На то он и чародей. Однажды я видел, как он прошел по реке, аки по суху, не оставив даже ряби. Иисус тоже так делал.
– Не знаю, как это делал Иисус, но способ Пастыря кажется мне знакомым. Тело его бесплотно, Хлопуша. А объяснение всему этому может быть только одно.
Хлопуша вытаращил глаза и хрипло прошептал:
– Пастырь – Бог?
Глеб усмехнулся и качнул головой.
– Нет.
– Тогда кто?
– Хлопуша, твой брат – ходок. Ты и сам бывал в Гиблом месте и наверняка слышал про отражения.
– Отражения? – Верзила наморщил лоб. – Да… Я слышал про них. – Внезапно его осенило. – Так вот в чем дело! Леший… Теперь я понимаю.
Глеб кивнул:
– Именно так он умудряется быть в нескольких местах сразу. Но главное не это.
– А что?
– Мы видели одно отражение Пастыря. Я слышал про другие. Но вопрос в том – где же находится сам Пастырь?
– Хочешь сказать, что он… – Широкое, упитанное лицо Хлопуши оцепенело. – В Гиблом месте?… – выдохнул парень и облизнул пересохшие от испуга губы.
– Да. Похоже на то.
Хлопуша помолчал немного, затем спросил все тем же хрипловатым шепотом:
– Если сам он в Гиблом месте, то как же он это делает?