Бровка замолчала и отвернулась.
– Куришь фимиам своим богам? – усмехнулся Хлопуша, глядя на клубы дыма. – Правильно делаешь. Они здорово тебе помогли. А все-таки хорошо, что мы расправились с Пастырем, верно? Он мне никогда не нравился.
Глеб молчал, потягивая свою самокрутку. И тогда Хлопуша заговорил снова:
– А знаешь, почему он проиграл?
– Почему?
– Потому что он был злой. А мы – добрые.
Глеб скосил на верзилу глаза и уточнил:
– И я добрый?
Хлопуша посмотрел на Глеба и кивнул.
– Конечно!
– Гм… – Глеб задумчиво сдвинул брови. – Пару дней назад я бы сказал, что ты ошибаешься. Но теперь… теперь я, пожалуй, соглашусь. Бровка устала от чудес, а я устал от зла. Хочется почувствовать себя светлым Божьим созданием, а не свирепой темной тварью.
– Верные слова, – одобрил Хлопуша. – И что ты будешь делать, когда вернешься в Хлынь?
Глеб усмехнулся:
– Творить добро, разумеется. А ты?
– А я завалюсь в «Три бурундука» и закажу себе огромную жареную баранью ногу! А к ней – полный кувшин хмельного меда! Соскучился я по хорошей естве, паря. Как подумаю про баранью ногу, так живот с голодухи сводит.
Глеб несколько секунд молчал, а потом прыснул от смеха. Глядя на него, засмеялась и Бровка.
– Чего вы? – недоуменно спросил Хлопуша. – Чего смеетесь? Да что тут смешного-то?
Несколько мгновений он молчал, хлопая глазами, затем махнул рукой и расхохотался сам…