Третий упырь шагнул на лужайку. Глеб нажал на спуск, и голова твари разлетелась вдребезги. Мгновение черная, безголовая фигура стояла неподвижно, затем рухнула на землю.

И тут твари ринулись со всех сторон.

Глеб едва успевал передергивать зарядную скобу скорострела. Стрелы впивались в черные тела упырей, вышибая из них фонтаны черной крови.

Толмач Рамон прыгал от упыря к упырю со скоростью рассерженной кошки и резал их кинжалами. Хлопуша махал мечом, рассекая упырей на части.

Трое рослых упырей выросли перед Рамоном почти одновременно.

– Сгиньте! – крикнул им толмач. – Во имя Отца… (Клинок кинжала взрезал упырю глотку.)

– И Сына… (Еще один упырь рухнул на землю с пронзенным сердцем.)

– И Святого Духа… (Третий упырь крутанулся волчком и повалился на орешник с распоротой грудью.)

– Аминь! – басовито крикнул Хлопуша и двумя ударами меча разнес в клочья черную тень, выросшую у него на пути.

Мужчины остановились, переводя дух. Ветер шуршал кронами деревьев. По листьям барабанил дождь.

– Кажись, все, – хрипло дыша, пробасил Хлопуша.

– Мы с ними расправились, – подтвердил, вытирая рукавом потный лоб, Рамон.

Лужайка перед хижиной была усыпана черными упырьими телами. Глеб насчитал двенадцать штук. В отличие от своих спутников, Первоход не выглядел довольным.

– Слишком все просто, – негромко проронил он.

Едва он это произнес, как темные тени заворочались и стали медленно и бесшумно подниматься с земли.

Одна…

Вторая…

Третья…

Четвертая…

Пятая…

– Мы же их убили, – изумился Хлопуша.

Он попятился, быстро обмахнул лицо охоронным знаком и сипло прошептал:

– Великий Велес, укрой нас своей плащаницей!

Тени вырастали из земли, как грибы, – темные, молчаливые, страшные.

– Пресвятая Богородица, если это сон, сделай так, чтобы я проснулся! – воскликнул Рамон и перекрестился кинжалом.

Темные фигуры медленно двинулись на людей. Глеб сунул скорострел в кобуру и выхватил из ножен заговоренный меч Рудгор.

– Бейте их! – крикнул он и ринулся на упырей.

Темные фигуры падали под ударами меча, но тут же снова поднимались на ноги и продолжали наступать – медленно, неустрашимо, неуклонно.

– Почему они не умирают? – крикнул Хлопуша.

– Не знаю! – крикнул в ответ Глеб. – Я такого еще не видел!

Глеб, Рамон и Хлопуша, со всех сторон окруженные упырями, встали спиной к спине. Рамон вытер рукавом мокрое от дождя и крови лицо и сказал:

– Нам не прорваться.

– Похоже на то, – согласился Глеб.

– Да, – пробасил Хлопуша. Помолчал мгновение и вдруг сказал: – Сейчас бы жареную курочку. Двух лет жизни не пожалел бы за поджаристую куриную ногу и стакан хмельного меда.

Глеб усмехнулся.

– Прости, здоровяк, но, кажется, у тебя нет в запасе двух лет.

Темные фигуры были уже совсем рядом… И вдруг что-то произошло. Будто ледяная волна обожгла лицо и шею Глеба. Он на мгновение зажмурил глаза, а потом вновь открыл их.

Двенадцать темных тел по-прежнему лежали на поляне. Рядом, растерянно вертя головами, стояли Хлопуша и Рамон.

– Ну! – прокричал рядом звонкий голос. – Вы оклемались, или мне снова отхлестать вас по щекам?

Глеб тряхнул головой, окончательно приходя в себя, и уставился на Бровика.

– Что произошло? – хрипло спросил он. – Где упыри?

– Вы убили их!

– Но… – заговорил было Хлопуша, однако Глеб его перебил:

– Что ты видела, Бровка? Что здесь произошло?

– Вы стояли рядом – все трое. И… кажется, вы собирались перерезать друг друга.

Глеб тихо выругался и сказал:

– Чертов чародей снова обманул нас. – Затем вложил меч в ножны и мрачно изрек: – В хижину возвращаться не будем. К реке тоже не пойдем. Наш путь лежит к Моревским рудникам.

Минуту спустя все четверо уже шагали по темному лесу к реке, поеживаясь от моросящего дождика. Рамон нагнал Глеба. Некоторое время он молча шел рядом, а затем тихо сказал:

– Сударь, вы назвали юного ловчего Бровкой. Мне послышалось или…

– Или, – сказал Глеб. – Наш ловчий не парень. Он девка.

Несколько секунд Рамон молчал, затем качнул головой и усмехнулся:

– Удивительно, как я не заметил этого раньше. А Хлопуша знает?

Глеб качнул головой.

– Нет.

– Нужно ему сказать?

– Скажем. Но не сейчас.

– Хорошо, – согласился толмач. – Сделаете это, когда сочтете нужным.

Рамон снова приотстал и зашагал рядом с ловчим Бровиком. Теперь, узнав правду, он был преисполнен решимости защищать эту дьявольски смелую, но дьявольски неразумную девушку от бед и напастей, которые подстерегали их на каждом шагу.

8

Уже несколько часов путники без устали шли по лесу. Небо над деревьями выцвело, предвещая скорый рассвет.

Пару раз на пути у странников возникали упыри, и Глеб безжалостно разделывался с ними. Один раз из зарослей вереса на путешественников бросился волколак, но Первоход, выхватив из кобуры скорострел, пустил ему в морду три стрелы, а затем добил истекающую кровью тварь мечом.

Рамон был бледен, но сосредоточен. На мальчишеском лице Бровика застыла маска страха, и он уже не стеснялся ее. Добытчик Хлопуша выглядел увереннее своих неопытных спутников и изо всех сил старался быть похожим на Глеба. Так же хмурил лоб, так же прищуривал глаза, оглядывая траву и ветви деревьев, так же откидывал со лба прядь волос. В конце концов Рамон заметил ему:

– Друг мой, эти жесты не сделают тебя похожим на Первохода. Но, подражая ему, ты рискуешь потерять свое собственное лицо.

Хлопуша проворчал в ответ что-то сердитое и неразборчивое, но копировать Глеба перестал.

За две версты от Моревских рудников путешественники сделали привал. Дали отдых уставшим ногам, подкрепились вяленым лосиным мясом. Когда друзья снова собрались в путь, внимание их привлек какой-то странный звук, донесшийся из глушняка. Звук был похож на плач ребенка.

– Что это? – тревожно спросил Бровик.

– Кажется… ребенок, – неуверенно ответил ему Рамон.

– Чепуха! – заявил Хлопуша. – Откуда здесь взяться ребенку?

Рамон взглянул на Глеба.

– Первоход, это ведь ребенок?

Вместо ответа Глеб вынул из-за ворота кожаный мешочек, висевший на льняной веревочке, ослабил тесьму и высыпал из мешочка на ладонь немного сухой травы. Затем убрал мешочек обратно под рубашку и протянул траву Рамону.