— Правильно, так все и происходит, — согласился Дюгеклен. — Но разве есть способ помешать французам атаковать, если они видят перед собой врага?
— Именно этот способ и надо найти, мой славный Дюгеклен, — сказал Карл.
— Это можно было бы сделать, если бы нас вел король, — заметил рыцарь. — Наверное, его голос услышали бы.
— Здесь ты заблуждаешься, мой дорогой Бертран, — возразил Карл. — Все знают, что нрав у меня мирный, что по характеру я нисколько не похож на моего отца Иоанна и брата моего Филиппа. Все думают, что я не иду на врага из трусости, ибо короли Франции по обыкновению бросаются туда, где враг. Но разве же это чудо повиновения не должен свершить признанный храбрец, прославленный воин, человек безупречной репутации? И человек этот — Бертран Дюгеклен.
— Неужели я, сир?! — воскликнул рыцарь, глядя на короля расширенными от изумления глазами.
— Да, ты, и только ты, ибо всем, слава Богу, известно, что тебе нравится опасность, и, если ты избегаешь ее, никто не заподозрит тебя в трусости.
— Сир, все, что вы говорите, лестно для меня, но кто заставит подчиняться мне всех этих сеньоров, всех этих рыцарей?
— Ты, Бертран!
— Вряд ли, сир, — ответил рыцарь. — Я слишком маленький человек, чтобы отдавать приказы вашей знати, половина которой по происхождению благороднее меня.
— Бертран, если ты хочешь мне помочь, служить мне, понять меня, то я поставлю тебя над всеми этими людьми.
— Вы, сир?
— Да, я, — подтвердил Карл V.
— И что же вы сделаете?
— Я назначу тебя коннетаблем.
— Ваша светлость шутить изволит, — усмехнулся Бертран.
— Нет, Бертран, я не шучу, — возразил король. — Наоборот, я говорю серьезно.
— Но, сир, меч, украшенный лилиями, обычно может сверкать лишь в руках принцев.
— В этом и заключается несчастье народов, — заметил Карл, — потому что принцы, которым вручается этот меч, получают его в знак своего высокого положения, а не как награду за труды. Владея этим мечом, так сказать, по праву рождения, но не получая его из рук своего короля, они забывают о тех обязанностях, какие это налагает на них. Тогда как ты, Д юге клен, каждый раз, вынимая этот меч из ножен, будешь вспоминать о короле, который его тебе вручил, и тех наказах, что он тебе дал.
— Дело в том, сир, что если мне когда-нибудь будет оказана подобная честь… — начал Дюгеклен. — Но нет, это невозможно…
— Почему же?
— Нет, невозможно! Это нанесет ущерб вашему величеству. И мне не пожелают подчиняться, ибо я не знатный сеньор.
— Повинуйся только мне, — сказал Карл, придавая лицу выражение твердой решимости, — а заставить повиноваться остальных — моя забота.
Дюгеклен недоверчиво покачал головой.
— Послушай, Дюгеклен, не думаешь ли ты, что нас бьют потому, что мы слишком храбрые? — спросил король.
— Право слово! — воскликнул Дюгеклен. — Признаюсь, я об этом никогда не задумывался, но, думая сейчас об этом, полагаю, что согласен с вашим величеством.
— Ну, храбрый мой Бертран, это значит, что все будет хорошо. Мы не должны пытаться разбить англичан, мы должны постараться изгнать их, а для этого, Дюгеклен, не надо давать сражения, не надо; все, что требуется, — это отдельные бои, схватки, стычки. Надо постепенно, по одному, уничтожать наших врагов всюду — на опушке леса, на переправах, в селениях, где они останавливаются на постой; это займет больше времени, я понимаю, но так будет надежнее.
— О Боже мой, разумеется, вы правы! Мне известно об этом, но ваша знать ни за что не захочет вести такую войну.
— И все-таки, во имя Святой Троицы, надо добиться, чтобы знать приняла участие в подобной войне, если два таких человека, как король Карл V и коннетабль Дюгеклен пожелают этого.
— Для этого необходимо, чтобы коннетабль Дюгеклен обладал не меньшей властью, нежели Карл V.
— Ты получишь королевскую власть, Бертран, я предо ставлю тебе право даровать жизнь и обрекать на смерть.
— Хорошо, я получу право над вилланами. А как быть с сеньорами?
— И над сеньорами.
— Подумайте, сир, ведь в армии служат и принцы.
— Право над принцами и сеньорами, над всеми. Слушай, Дюгеклен: у меня три брата — герцоги Анжуйский, Бургундский и Беррийский. Так вот, я делаю их не твоими лейтенантами, а твоими солдатами; это заставит других сеньоров повиноваться, и если один из них нарушит свой долг, ты поставишь его на колени там, где он его нарушил, призовешь палача и велишь отрубить ему голову как предателю.
Дюгеклен с изумлением смотрел на короля Карла V. Он ни разу не слышал, чтобы столь добрый и кроткий государь говорил с такой твердостью.
Король взглядом подтвердил все, что выразил словами.
— Что ж, государь, я согласен, — сказал Дюгеклен. — Если вы предоставляете мне такие возможности, я буду повиноваться вашему величеству, попробую.
— Да, славный мой Дюгеклен, — сказал король, кладя руки на плечи рыцаря, — ты не только попробуешь, но и добьешься успеха. А я в это время займусь финансами, пополню казну, завершу постройку замка Бастилии, прикажу надстроить стены Парижа или лучше возведу новые. Я заложу библиотеку, ибо надо питать не только тело человека, но и его ум. Мы варвары, Дюгеклен, которые занимаются тем, что снимают ржавчину с доспехов, не помышляя о том, чтобы заставить сверкать свой разум. Презираемые нами мавры — это наши учителя, ведь у них есть поэты, историки, законодатели, а у нас нет.
— Это правда, сир, — согласился Дюгеклен, — хотя, по-моему, мы и без них обходимся.
— Да, обходимся, как Англия обходится без солнца, ведь у нее нет иного выхода, хотя это вовсе не означает, что без солнца может обходиться Франция. Однако если Господь продлит мои дни, а тебе, Дюгеклен, придаст мужества, мы с тобой дадим Франции все, чего ей не хватает, а чтобы дать Франции то, чего ей не хватает, сначала необходимо дать ей мир.
— А главное, нам надо найти способ избавить Францию от наемных отрядов, — подхватил Дюгеклен, — отыскать его может только чудо.
— Так вот, чудо это свершит Бог, — сказал король. — Мы с тобой слишком истовые христиане, и у нас слишком добрые намерения, чтобы он не пришел нам на помощь.
В этот момент в дверь осмелился заглянуть доктор.
— Сир, вы забыли о двух рыцарях.
— Ах да, верно! — воскликнул король. — Это потому, как вы сами, доктор, понимаете, что мы с Дюгекленом были заняты мыслями о том, как превратить Францию в первую державу мира. Теперь пригласите их.
Оба рыцаря тут же вошли в залу. Король подошел к ним. Забрало было поднято только у одного; его король не знал, но улыбка, которой он встретил рыцаря, от этого не была менее благожелательной.