Ее голос прервался.
Ей казалось, будто она может читать мысли графа, и она была уверена: в эту минуту он думает о том, что человек, если он действительно так беспокоится о людях, которые от него зависят, включая семью, не станет играть на деньги, да еще так глупо.
— Я вижу, вы хорошо подготовились, — помолчав, изрек граф. — Но, как я уже сказал вам, мисс Рокбурн, такие вопросы я предоставляю решать моим поверенным.
Мои владения слишком велики, и если бы я во все вникал лично, у меня просто не хватило бы на это времени.
Повисла тишина, и Мариста нарушила ее своим дрожащим голосом:
— — Вы.., хотите сказать.., милорд.., что мы должны… выполнить требования вашего поверенного?
Прежде чем граф успел ответить, дверь отворилась, и в комнату стремительно вошел модно одетый юноша.
— Клянусь, дядюшка Невлин, — произнес он, — я только что видел у входа самую красивую девушку на свете! Можно мне пригласить ее сюда? Она так прекрасна, даже трудно поверить, что она настоящая!
И вновь граф не успел вымолвить хоть слово, потому что Мариста рывком вскочила с дивана.
— Это моя сестра, милорд, — заявила она. — Она приехала со мной, и мы должны.., немедленно возвращаться!
Граф не двинулся с места.
— Почему?
— Потому, милорд, что мне больше нечего вам сказать. Я должна возвращаться домой и подумать о том, как нам.., в отличие от.., моего отца и моей матери…
ВЫЖИТЬ.
Хоть она и пыталась держаться с достоинством, даже вызывающе, на последнем слове голос ее сломался, и ей показалось, что ее оставил не только Бог, но и мать, глядящая с портрета над каминной полкой.
Молодой человек обернулся к ней.
— Так это ваша сестра! — воскликнул он. — Теперь я вижу сходство между вами, и вы тоже очень красивы. Как две такие прекрасные женщины могли очутиться в этой глуши?
Он говорил столь искренне, что Мариста нашла в себе силы промолвить как можно спокойнее:
— Благодарю вас, сэр, но я должна идти к моей… сестре.
— Но вы не можете так просто взять и уехать! — вскричал молодой человек и посмотрел на графа. — Дядюшка Невлин, вы меня не представите?
Граф медленно поднялся.
— Разумеется, Перегрин, — кивнул он. — Мисс Мариста Рокбурн, позвольте представить вам лорда Лэмптона, моего племянника, который, как вы, наверное, успели заметить, отличается чрезвычайной импульсивностью и мнит себя ценителем красоты.
Без сомнения, граф насмехался, но Мариста, не обращая на него внимания, сделала реверанс лорду Лэмптону, а тот, в свою очередь, ответил ей весьма изящным поклоном.
— Теперь, когда мы представлены, я, могу пригласить вашу сестру в дом? — спросил он. — Вы обе внесли бы в нашу атмосферу свежесть истинной красоты.
— Благодарю, — ответила Мариста, — но мы должны возвращаться домой.
— Не закончив нашу беседу, мисс Рокбурн? — осведомился граф.
В эту минуту Мариста ненавидела его так сильно, что боялась даже взглянуть в его сторону.
— Я думаю, милорд.., мне нечего больше сказать вам, — отрубила она глухим голосом.
— А мне, напротив, есть, и очень много, — возразил граф. — И мне кажется, в ваших интересах было бы меня выслушать.
Мариста на мгновение оцепенела.
Только что он погрузил ее в безмерные глубины отчаяния, где темнота была такой непроницаемой, что она не могла увидеть никакого выхода.
Но сейчас в этой тьме внезапно забрезжил слабый, мерцающий свет надежды, и девушка невольно вскинула взгляд на графа.
Он смотрел на нее в течение долгой минуты, а потом сказал племяннику:
— Конечно, Перегрин, веди сюда юную леди, которую ты встретил снаружи. После твоей восторженной речи я жажду с ней познакомиться.
Мариста вспомнила репутацию графа, и у нее невольно вырвался шепот:
— Нет, только не это!
Она думала, будто говорит достаточно тихо, чтобы он мог слышать ее, но его слух оказался острее, чем ей представлялось, потому что, когда счастливый лорд Лэмптон выбежал из комнаты, граф сказал:
— По вашему тону выражению ваших глаз, мисс Рокбурн, я делаю вывод: вы не хотите, чтобы ваша сестра знакомилась со мной.
Маристе нечего было возразить.
Она просто опустила взгляд, и ее ресницы казались еще темнее и длинней на фоне бледных щек.
Она отчаянно старалась придумать ответ, и, поскольку граф молчал, ей удалось наконец выговорить:
— Летти.., всегда.., воспитывалась в.., деревне, милорд. Она очень.., бесхитростна и.., неопытна.
— И вы хотите, чтобы она всю оставшуюся жизнь не видела ничего, кроме капусты и деревенских мужланов, не способных оценить ее красоту?
На этот вопрос было очень трудно ответить, но Мариста видела, что граф ждет, и чуть погодя объяснила:
— Теперь, когда маменька умерла, я надеюсь, что Летти познакомится с.., молодыми людьми, своими ровесниками… Но, поскольку среди соседей нет таких, кто… приглашал бы нас, это, наверное, будет.., нелегко.
— И все-таки должны найтись кавалеры и здесь, даже при том что Перегрин считает эти места глушью, — не унимался граф.
— У нас было много знакомых, когда папенька и маменька были.., живы, — словно защищаясь, сказала Мариста.
Слова графа, казалось ей, оскорбляют память родителей.
— А теперь? — спросил он.
Мариста заколебалась.
— Разрешите высказать догадку, — продолжал граф. — Двух красивых юных девушек не желают видеть на приемах, где они могут составить нежелательную конкуренцию дочерям хозяйки.
Мариста сначала растерялась: граф оказался гораздо проницательнее, чем она ожидала.
Но тут ей почудилось, будто он бросил ей вызов, и она не смогла удержаться от реплики:
— И еще хуже, милорд, когда эти девушки после смерти родителей лишаются денег и.., жилья.
— Вы, разумеется, имеете в виду замок.
— Да.., замок.
Голос ее дрогнул', потому что для всей их семьи замок означал не только дом, но еще любовь, безопасность и счастье.
Граф смотрел на нее, и она подумала, что его глаза, темные и пронзительные, беззастенчиво заглядывающие в самое сердце, столь же отвратительны, как и он весь.
Теперь она видела отец был прав, утверждая, что граф сам по себе бросает вызов любому: он обладал такой мощью, от него исходила такая жизненная сила, что созерцание его было подобно физическому прикосновению.
Мариста непроизвольно вздрогнула.
За дверью послышались голоса, и тотчас в комнату вошла Летти.