— Не совсем понимаю, — сказала Лидия.
— Я тоже сначала не понимала, — призналась Элизабет. — Но сейчас наконец я вижу, у нас нет другого выхода. Он должен думать о своей работе. Скандал не только разрушил бы его репутацию, но и нанес бы непоправимый вред. Я комендант лазарета, который стал делом его жизни. Если бы он не был таким специалистом, думаю, все могло бы сложиться по-другому. А так… — Элизабет сделала беспомощный жест.
— Что же он собирается делать? — спросила Лидия. — Он ведь должен тебя видеть, когда будет посещать больных.
— Я позвонила ему сегодня утром, — монотонно произнесла Элизабет. — Я чувствовала, что должна поговорить с ним, должна задать те вопросы, которые не давали мне спать всю ночь. Сначала не застала его, он был на конференции. Когда наконец он подошел к телефону, то сказал мне, что получил с большим трудом разрешение оставить свою работу здесь в Англии и отправиться за море. Он порывался уехать, как только началась война, но каждый раз, когда он поднимал этот вопрос, Медицинский совет уговаривал его остаться. Теперь, решив, что никто и ничто не остановит его, он добился своего.
— Когда он едет? — спросила Лидия.
— Он не захотел сообщить даже этого, — ответила Элизабет. — Наверное, думал, я расстроюсь. Просто сказал, что любит меня и всегда будет думать обо мне, но это прощание.
Голос Элизабет дрогнул, и Лидия поняла, что иногда слезы приносят облегчение. Она позволила сестре поплакать, только изредка произнося слова утешения. Через несколько минут к Элизабет вернулось самообладание.
— Прости за мою глупость, — сказала она, — но меня не покидало чувство, что если кому-то не расскажу, то сойду с ума, а кроме тебя никто не смог бы понять. Лидия, я даже не представляла, что любовь бывает такой!
Лидия дотронулась до руки Элизабет:
— Тебе придется набраться храбрости, дорогая.
— Я знаю, но мысль о будущем без Ангуса невыносима. Мне кажется, мы были созданы друг для друга, и кто знает, будем ли мы когда-нибудь вместе?
— Возможно, что-нибудь произойдет, — туманно произнесла Лидия.
— Да, возможно.
Ни одна из них не высказала словами то, что думала, но каждая поняла мысли другой. На веранде появилась горничная, чтобы убрать со стола, и Элизабет поднялась.
— Пойду переодеться, — сказала она. — В какой я комнате?
— В Розовой, — ответила Лидия. — Если не найдешь всего необходимого, спроси Розу.
— Хорошо, — пообещала Элизабет и пошла наверх. Оставшись одна, Лидия поразмышляла над рассказом сестры, подумав, как странно, что от первого прикосновения любви Элизабет так сильно изменилась. Сестра страдала, но Лидия понимала, что такое страдание сделает ее гораздо более человечной. Нельзя любить и не расти при этом. Она интуитивно чувствовала, что, хотя эта любовь пришла к сестре очень быстро, Элизабет по-настоящему глубоко полюбила Ангуса.
Когда Элизабет вновь спустилась вниз, она выглядела более спокойной, но, несмотря на это, в ней произошла неуловимая перемена: она была менее уверена в себе, менее напориста в своих словах и манере держаться.
— Я рада побыть с тобой, — просто сказала она Лидии, опускаясь в удобное кресло возле сестры.
— И ты знаешь, что мы всегда рады, когда ты с нами, — ответила Лидия.
Затем последовал вопрос, которого она боялась:
— Кто эта хорошенькая девчушка?
— Тайра Йёргенсен.
— Иван сказал, что она ученица. Чему же он ее учит?
— Она хочет стать композитором.
— Мне казалось, Иван не очень утруждает себя учениками, или я ошибаюсь?
— Это первая ученица за все время, — небрежно бросила Лидия. — Нужно же когда-то начинать.
Элизабет взглянула на нее, и Лидия поняла, что не убедила сестру.
— Прости, дорогая, ты расстроена?
— Конечно нет, — солгала Лидия.
Элизабет сначала помолчала, а затем произнесла:
— Неужели все страдают, когда любят? Лидия оставила притворство и честно ответила:
— Думаю, да. Мне кажется, в этой жизни невозможно испытать высшее блаженство, не заплатив за него.
Элизабет кивнула:
— Наверное, ты права, но это стоит того, не правда ли?
— Всегда. Всегда стоит, — пылко произнесла Лидия, и Элизабет наклонилась вперед.
— Какой же слепой я была, — сказала она. — Ничего не понимала — я имею в виду о тебе и Иване, о твоем несчастье… так много всего… Теперь мне кажется, будто я спала бесконечно много лет и совсем недавно проснулась. Мне ужасно стыдно, что я была такой глупой.
— Ты не была глупой, — мягко сказала Лидия.
— Нет, была, — возразила Элизабет, — но теперь я все понимаю. Только знаешь, Лидия, дорогая, мне не жаль того, что происходит сейчас с тобой. У тебя так долго был Иван — все эти годы вы были вместе.
Лидия не нашлась, что сказать, и они просидели в тишине несколько минут, пока из сада не вернулись Филип и Кристин. Филип нес большой капустный лист, полный малины.
— Вот что мы тебе принесли, ма, — сказал Филип, кладя лист на колени Лидии. — Могло быть и больше, если бы Кристин почти все не слопала.
— Мне это нравится! — язвительно заметила Кристин. — Он вспомнил о тебе, лишь когда набил свою утробу так, что не мог дышать.
— Очень люблю маленькие сюрпризы, — сказала Лидия, улыбнувшись, — и благодарна вам, что вы подумали обо мне.
— Мы только что размышляли, чем бы заняться вечером, — сказала Кристин, стянув подушку с кресла и устраиваясь на ней у ног матери. — Филип предложил спуститься вниз по реке на каноэ, но я боюсь: а) он меня перевернет и б) там будет полно комаров, а я ненавижу, когда меня кусают.
— А зачем вам чем-то заниматься? — спросила Лидия, но ответ ей стал понятен даже раньше, чем Филип и Кристин успели переглянуться.
— Ну, нам просто хотелось развлечься немного, — небрежно бросил Филип. — На реке или на местных танцульках. Ты ведь не против, ма?
— Конечно нет, — ответила Лидия. — Вам разрешается делать все, что вас развлечет.
— Кому разрешается? — спросил Иван, выходя на веранду.
— Детям, — пояснила Лидия. — Они хотят отправиться вниз по реке на каноэ после обеда.
— Неплохая мысль, — сказал Иван, — но мы с Тайрой придумали кое-что получше, поэтому сегодня вечером они должны остаться дома.
— Что же вы придумали? — поинтересовалась Лидия. Иван выдвинул стул для Тайры, которая появилась на веранде вслед за ним, а затем уселся сам.
— Я показал Тайре поместье, — сказал он. — Она восхищалась всем, высказывая правильные и самые обычные фразы до тех пор, пока не оказалась в моей студии. Там она произнесла нечто совершенно оригинальное. Сначала я поразился, но теперь понял ход ее мыслей.