Они прошли дальше, а Лидия осталась сидеть одна, терзаемая муками и одновременно легкой жалостью к Тайре. Молодость бывает так опрометчиво легковерна!
И мало того что Иван проявлял интерес к ученице, между Лидией и детьми выросло какое-то препятствие — довольно неприятное и труднообъяснимое. Ей казалось, они оба отгородились от нее. От Кристин она ожидала нечто подобное. Когда дочь вернулась из Америки, Лидия поняла, что нет больше той маленькой девочки, которую она любила, — ее место заняла хладнокровная, уравновешенная, не по летам развитая молодая незнакомка, и, чтобы подружиться с ней, нужно было время и терпение. Впрочем, Лидия никак не предполагала, что Кристин так долго будет сохранять сдержанность и полную независимость. «Еще несколько недель — и она переменится, — радостно думала Лидия в начале приезда дочери, — я не стану принуждать ее к откровенности, постараюсь быть ей другом, не давить на нее».
Но прошла неделя, другая, за ними последовали еще несколько недель, а Кристин так и осталась для матери чужим человеком. Временами казалось, еще чуть-чуть — и девочка сдастся, не устоит перед натиском ожидавшей ее любви, но в следующую секунду она, словно испуганный зверек, спешила спрятаться, становясь еще более отчужденной и неприступной, чем прежде. Стоило Лидии подумать о своих отношениях с дочерью, как ее охватывало чувство, близкое к отчаянию.
Теперь, лежа в кровати, она говорила себе: «Я потерпела неудачу и как жена, и как мать». Слова больно обожгли, заставив понять основную причину ее теперешних несчастий — Филип. После Ивана, который долгое время заполнял всю ее жизнь, Лидия больше всех на свете любила Филипа и честно себе в этом призналась. Она всегда считала, что любых мать и сына связывают особые душевные нити, и это было очень верно по отношению к ней и Филипу. Они любили друг друга, а его открытость и чистосердечность служили для нее утешением и радостью всю жизнь. Его спокойный, добродушный характер был отличным противоядием от бурных всплесков Ивана, самого Филипа можно было сравнить с тихой гаванью, где Лидия находила покой и отдых в те минуты, когда особенно в них нуждалась. Но в последнее время, совершенно неожиданно и необъяснимо, Филип избегал ее. Уже примерно с неделю, как сын отдалился от нее, а она ждала его откровенности, и все напрасно. Сначала она решила, что сына беспокоит рана, но восторженный отзыв доктора, утверждавшего, будто дела идут на поправку, отмел это объяснение. Затем она начала подумывать, уж не ревнует ли сын к Кристин, вернувшейся домой, но сама отвергла такую мысль, потому что ревность была совершенно несвойственна характеру Филипа.
Лидия ломала голову, ждала и в конце концов спросила самого Филипа, но не много узнала из его ответа.
— Что случилось, дорогой?
— Случилось? Почему должно было что-то случиться?
— Просто мне показалось, что тебе нездоровится.
— Нет, нет, со мной все в порядке.
И то ли Лидии померещилось, то ли на самом деле Филип слегка покраснел, словно смутился.
— Если в моих силах помочь тебе, дорогой, так и скажи.
— Нет, ничего не нужно. Я уже сказал: все в порядке.
Что еще ей оставалось делать? Чутье подсказывало Лидии лучше всяких слов — что-то произошло. Филип изменился, очень изменился по сравнению с тем, каким он был, когда вернулся с войны, и Лидия не могла найти этому объяснения.
Неудивительно, что по ночам сон не шел к ней, и она лежала, прислушиваясь, как бьют часы, всем своим существом желая уничтожить препятствия и трудности, которые, казалось, изолировали ее от всех, погрузив в почти невыносимое одиночество.
— Вы не дотронулись до завтрака, и он совсем остыл! Упреки Розы вывели Лидию из задумчивости. Она откинула волосы со лба и взглянула на поднос рядом с собой, словно не ожидала увидеть его там.
— Я забыла. — Лидия попыталась оправдаться.
— Чай я заварю новый, а хлебец, наверное, успел превратиться в кусок резины.
Роза взялась за поднос.
— Это неважно, — проговорила Лидия.
Роза не обратила на слова хозяйки никакого внимания. Последний выстрел был сделан, когда служанка оказалась у дверей.
— Вы заболеете, если решите продолжать в том же духе, ну и что тогда с вами будет?
Лидии хотелось сказать: «Будет не намного хуже, чем сейчас», но она знала по опыту, что с Розой спорить бесполезно: последнее слово всегда оставалось за бывшей медсестрой.
Едва за Розой закрылась дверь, как вновь открылась — пришел Иван. Лидия сразу поняла, что он в плохом настроении.
— Мне нужно ехать в Лондон, — сообщил он с ходу, даже не здороваясь.
— То-то я смотрю, что ты так одет, — сказала Лидия, чуть приподнявшись в подушках.
— В одиннадцать у меня репетиция, и одному Богу известно, нужно ли нам вообще играть этот концерт в ближайший четверг.
Лидия почувствовала себя виноватой. Она совсем забыла, что Ивану на следующей неделе предстояло дирижировать в Алберт-Холле известным оркестром.
Иван взглянул на часы:
— Надеюсь вернуться поездом в 4.30, но не задерживайтесь из-за меня с чаем.
— Не будем, — тихо ответила Лидия.
Иван помедлил немного, и Лидия догадалась, что сейчас последует именно то, ради чего он зашел к ней.
— Между прочим, — сказал Иван, — ты не переговоришь с Тайрой? Ей взбрела в голову дурацкая идея уехать. Я отказываюсь что-либо понимать. Надеюсь, ты ее ничем не обидела?
Он с укором взглянул на жену, и в ней вспыхнул гнев. Как он смел обвинять ее после всего, что она вынесла, после радушного приема, оказанного ею этой девушке, которую он привел в дом! А потом, не успев разыграться, гнев утих. Лидия почувствовала чуть ли не жалость, когда увидела, как Иван встревожен, взволнован и даже несчастлив. Он хотел, чтобы Тайра осталась, он любил девушку — да, по-своему, но любил, — Лидия была вынуждена признать это, хотя правда, казалось, рвет душу на мелкие кусочки и оставляет ее слабой, уязвимой и безутешной.
— Я ничего не сказала, что могло бы хоть как-то расстроить Тайру, — ответила Лидия с тем спокойным достоинством, которое, как она знала, всегда умиротворяло Ивана в критические моменты, возвращая ему душевное равновесие.
— Тогда кто же ее расстроил? — резко спросил он. — Дети?
Лидия через силу улыбнулась:
— Предоставь это дело мне, Иван. Я поговорю с Тайрой, когда ты уйдешь.
— Спасибо, — сказал Иван и подошел к кровати. Он вдруг стал мягче, словно осознал собственную безответственность. — Спасибо, родная, — повторил он на этот раз более нежно и взял руку Лидии. — Она так молода и так прелестна, — сказал он. — Она дает мне что-то. С тех пор как я узнал ее, я как бы заново родился — нет, это не то слово, — но я поступил правильно, знаю точно.
— Рада слышать, — заставила себя произнести Лидия.