— Все равно он иногда бывает совершенно несносным.

— Да, иногда, — согласилась Кристин. — Вчера вечером Тайра говорила о музыке. Она не слышала, как вошел отец, а он внезапно осадил ее. Она пошла алыми пятнами. Ты заметил?

— Заметил, — ответил Филип, — и очень хотел бы, чтобы он вел себя иначе. А то мне порой чертовски жаль его жертв, кем бы они ни были.

— Не думаю, что он специально старается досадить кому-то, — сказала Кристин с удивительной проницательностью, сама того не подозревая. — По-моему, он просто хочет, чтобы мы поняли, какой он умный.

— А вместо этого я вижу в нем просто грубияна. Кристин вздохнула:

— Наверное, было бы проще иметь обычного отца.

— Ты имеешь в виду охота-стрельба-рыболовство? — предположил Филип.

— Вот именно. Отца, который гордился бы нашими спортивными успехами в школе, выводил нас из дому на воскресные прогулки и закармливал в ближайшей кондитерской. Можешь ли ты, Филип, представить папочку таким?

Они оба от души рассмеялись, а затем продолжили обсуждение своих выдуманных родителей, пересекая лужайку возле дома. Лидия, появившаяся на веранде, услышала их звонкие голоса, прерываемые смехом. При виде Филипа ее сердце, как всегда, подпрыгнуло.

— Привет, мамочка, тебе лучше?

— Гораздо. Прости, что за ленчем я расклеилась. Как ты, Кристин? Хорошо провела день в Лондоне?

Она задала вопрос достаточно сердечно, и все-таки в нем слышался намек на сдержанность. Лидия жаждала узнать, по какому такому таинственному делу Кристин ездила в Лондон, но она никак не могла заставить себя расспросить дочь, хотя трудно было терпеливо дожидаться, пока Кристин выберет время, чтобы рассказать ей правду.

— Да, спасибо, очень хорошо, — ответила Кристин.

В какой-то миг ее секрет готов был сорваться с губ. Быть может, рассказать им прямо сейчас, выложить матери и Филипу все, что случилось? Соблазн был велик — слова уже почти рвались наружу. Но через секунду стало слишком поздно.

— Чай готов? Мы умираем с голоду! — весело закричал Иван, появляясь в дверях веранды, а затем он подошел к ним, ведя под руку Тайру.

Глава 14

Лидия лежала в постели, а рядом на подносе стыл завтрак. Она провела беспокойную ночь и сейчас чувствовала себя очень несчастной и подавленной.

«Я веду себя смешно», — подумала она и заставила признаться самой себе, что подавленность была, по крайней мере отчасти, вызвана обидой на семью, которая «оставила ее за бортом». Когда-то она была центром, вокруг которого вертелся весь дом. В те дни она обладала красотой и жизненной энергией, способной удержать Ивана рядом с ней как физически, так и духовно. Правда, иногда их отношения становились напряженными и всегда находилось место для страха, поскольку Иван может кем-то увлечься и его эмоциональность, такая сильная и живая, может увести его в сторону, но тем не менее Лидия знала, что его любовь к ней была действительно настоящей и незатухающей.

Сейчас, когда она пыталась приспособиться к их новой близости — союзу одностороннему и во многом неестественному для них обоих, — было очень тяжело наблюдать, как он поглощен другой женщиной моложе ее. «Это ничего не значит, это просто мимолетная фантазия», — то и дело твердила себе Лидия, но ревность все равно не оставляла в покое ее сердце. Каждый раз, когда она видела, что Иван смотрит на Тайру, каждый раз, когда он дотрагивался до девушки или просто привлекал ее к интересному разговору, Лидию как кинжалом пронзало. Пусть она умела подчинять свои мысли — подчинить и победить собственное сердце было не в ее власти.

«Он мой! Мой! — хотелось ей крикнуть Тайре. — Оставь его в покое!»

Когда она отправлялась к себе в спальню и лежала в темном одиночестве, ее преследовали воспоминания о прошлом, а теперешние подозрения насмехались и глумились над ней долгие бессонные часы. Она вдруг обнаружила, что прислушивается, не звучит ли голос Тайры, не хлопнет ли где дверь, не раздадутся ли шаги в коридоре или наверху, и сама ненавидела себя за это, так как решила раз и навсегда, что никогда не будет шпионить.

Иван был, как всегда, вежлив и предусмотрителен, но только Лидия знала, как много исчезло из их отношений в присутствии Тайры. Понимание друг друга с полуслова на людях, стремление Ивана все время быть рядом с ней, как только он возвращался домой, ласковые знаки внимания, которые начинали ее день и заканчивали, — все это куда-то ушло.

Как в любом другом деле, за которое брался Иван, в любви он действовал очень хорошо, но не очень мудро. Он не делал никакого секрета из того, что Тайра его безумно привлекает. В ее отсутствие он принимался обсуждать с Лидией, какая она очаровательная, совершенно открыто и естественно — почти как сын, который разговаривает с любимой матерью, — не зная, что каждое произнесенное им слово мучительно ранит Лидию, она даже вынуждена была прикусывать губы, чтобы не закричать от боли. Лидия старалась изо всех сил — с храбростью, о которой сама не подозревала — играть отведенную ей роль.

— Каковы успехи твоей ученицы, Иван? — привычно спрашивала она, затем откидывалась на подушки с вымученной улыбкой, чтобы выслушивать похвалы, которые он с готовностью раздавал.

— Она прелестна! Она обладает внешностью, которая заявит о себе на любой сцене, — публика будет обожать ее, иначе быть не может.

— А как в музыке? — однажды спросила Лидия. — Она хороша?

Иван помолчал в сомнении.

— Она будет хороша, — наконец последовал ответ. Несмотря на то что Иван был очарован, он заставлял Тайру много работать. Долгие занятия в студии вовсе не были уловкой, чтобы остаться наедине; хотя Иван и считал свою ученицу удивительно привлекательной, он мог быть суровым наставником, если дело касалось музыки. Несколько раз Лидия замечала, что девушка плакала после уроков с Иваном.

«Чего только в нем не намешано», — подумала Лидия, когда открылась еще одна сторона сложной натуры мужа. В жизни Иван придерживался не слишком многих принципов, но все, что относилось к музыке, было для него свято. Он скорее согласился бы отсечь себе правую руку, чем солгать или покривить душой в любом вопросе, затрагивавшем музыку, и Лидии было понятно, что во время занятий Иван оставлял в стороне все помыслы об этой девушке.

Когда же приходило освобождение от добровольно взваленной ноши, все менялось. Однажды, отдыхая в беседке в дальнем конце сада, Лидия услышала их разговор, когда они проходили мимо, направляясь к бассейну.

— Вы просто прелесть, — говорил Иван. — Но, наверное, вам приходилось слышать подобные высказывания тысячи раз?

— Нет, ни разу, — ответила Тайра, и Лидия услышала, как дрогнул ее голосок.

— Они что, все ослепли в Дании?

— Нет, просто там много красивых девушек.

— Таких, как вы? — спросил Иван. — Не верю! На свете может быть только одна-единственная Тайра, по крайней мере для меня.