А еще ей показалось, будто все ее существо наполнилось тем самым светом, который он изобразил на картине, но теперь этот свет был не ясным и холодным, как там, а обжигал, словно исходил из самого центра солнца.
Он целовал ее до тех пор, пока она не забыла обо всем на свете, не понимала больше ничего, кроме чуда его объятий и жара, все нараставшего и нараставшего в ее груди. Астара знала лишь одно – она принадлежит ему, а он ей.
Не отрывая губ, он поднял ее на руки. Ее глаза оставались закрытыми, но она знала, что он несет ее через комнату.
«Я люблю тебя! Вулкан, я люблю тебя!» – хотелось крикнуть ей, но она тонула в блаженстве и не могла произнести ни слова, а все ее тело было охвачено любовным пламенем. И тут внезапно, слишком внезапно, чтобы она могла это осознать, Вулкан поставил ее на ноги.
– Ступай домой и забудь меня, – сказал он, – и Господь свидетель, что я тоже постараюсь тебя забыть.
Астара никак не могла прийти в себя и осознать, что с ней происходит и где она находится! Внезапный поступок Вулкана настолько ошеломил ее, что она едва не лишилась рассудка. Она лишь сознавала, что стоит на пороге и держится за ручку двери. Потом, сделав над собой усилие, она поняла, что это входная дверь старой мельницы. Тут она вспомнила, как закрылась за ней эта дверь и повернулся в замке ключ. И после этого по каменным плитам коридора прозвучали удалявшиеся шаги Вулкана.
Она стояла снаружи, под солнечными лучами, но они ее совершенно не грели.
Астара не помнила, как шла через утренний лес обратно в Уорфилд-хауз. А когда она добралась до его порога, ей показалось, что все ее тело онемело и утратило способность чувствовать, а в голове стало темно и пусто – ни единой мысли. Вероятно, она поднялась к себе, потому что через некоторое время снова спустилась на первый этаж и прошла в малую столовую, где уже сидели за завтраком сэр Родерик и его племянники. Ее тело проделало это само по себе, инстинктивно, без участия ее воли и без осознанного желания. Все слезы уже были пролиты, и душа зияла черной, бездонной пустотой.
– Доброе утро, Астара! – сказал сэр Родерик.
Она поцеловала его в щеку, как делала это всегда, и села на свое место в конце стола, напротив опекуна. Уильям и Лайонел, вскочившие, когда она вошла , в комнату, снова заняли свои места и продолжили завтрак.
Слуга налил ей кофе, а от всех блюд, предложенных на выбор, она отказалась.
– До половины одиннадцатого нам не удастся отправиться на прогулку, – сказал сэр Родерик. – К своей досаде, я должен встретиться с членами совета графства.
– Да, они обычно бывают излишне разговорчивыми, – сочувственным тоном заметил Лайонел.
– Только не со мной, – ответил сэр Родерик.
– Мне пришла в голову неплохая мысль, – заявил Уильям, обращаясь к Астаре. – Пока мы будем ждать дядю Родерика, вы могли бы опробовать мою новую четверку гнедых.
Астара не ответила, и он продолжил:
– Сначала я буду править сам, чтобы немножко их утомить, а потом, если хотите, на обратном пути передам вожжи вам. Вам понравится, я в этом уверен, и вы почувствуете, как легко они вас слушаются.
Смутно, краем сознания Астара припомнила, что ей всегда хотелось прокатиться на четверке лошадей, управляя ими, но теперь ей все было безразлично.
– Ну, так как же? Поедем? – настаивал Уильям. Она знала, что он удивится, если она откажется от такого предложения.
– Д-да… да, конечно, – ответила она.
– Я прикажу подать лошадей в половине десятого, – сказал он.
Потом он взглянул через стол на Лайонела.
– К сожалению, в моем фаэтоне только два места.
– Не сомневаюсь, – ответил Лайонел. Уильям улыбнулся; вероятно, он решил, что ему удалось таким образом на одно очко опередить своего соперника.
Сэр Родерик поднялся.
– Вероятно, меня уже ждут члены совета, – сказал он, – но я заверяю вас, что к половине одиннадцатого вернусь домой.
– Мы будем готовы к этому времени, дядя Родерик, – ответил Лайонел.
Астара тоже встала из-за стола, как будто уход сэра Родерика напомнил ей о возможности покинуть столовую.
Лайонел распахнул перед ней дверь, потом последовал за ней по коридору.
– Не позволяйте Уильяму монополизировать вас надолго, – сказал он. – Он ведет нечестную игру, предложив вам править его фаэтоном. А я едва ли мог бы пригласить вас разделить со мной седло моего полкового коня, даже если бы он и находился здесь! Астара попыталась ответить на его шутку улыбкой, но попытка ей не удалась. Она подумала, не отказаться ли ей от поездки с Уильямом. Может, лучше вместо этого запереться в своей комнате? Но она сказала себе, что слезы ей не помогут, как, впрочем, и все остальное.
Вулкан не шутил, высказывая свои аргументы, и жизнь должна как-то продолжаться, хотя Астаре и казалось, что она искалечена и смята безжалостной рукой судьбы. Но этого все равно бы не смог понять никто, кроме самого Вулкана.
Вероятно, он и сам сознавал, что, отправляя Acтару домой и не отвечая на ее любовь, он нанес смертельный удар, но не ее телу, а ее душе. Ведь лишь Вулкан мог знать, что их любовь была не только любовью тел, но и душ, и без него все, что он в ней пробудил, умрет, а она останется жить – призраком самой себя.
– Как он мог нанести мне такой удар? – вновь и вновь спрашивала она себя.
И тогда ее образование, ее выучка и самоконтроль, которые с самого детства воспитывали в ней отец и мать, помогли ей вести себя так, что посторонний наблюдатель не смог бы ни о чем догадаться. Астара сухо сообщила горничной, какой ей требуется капор и какую из своих дорогих шалей она возьмет на прогулку, если в фаэтоне будет прохладно.
Впрочем, солнце уже поднялось над лесом, и было ясно, что впереди их ждет жаркий день; поэтому Астара решила не переодеваться и осталась в своем прежнем, легком белом платье. Она намеренно выбрала утром именно его – оно было похоже на платье, в котором она позировала Вулкану как Персефона. Астаре казалось, что оно должно напомнить ему, как он называл ее Афродитой, маленькой богиней.
Ее платье было совершенно белым, а по краю капора шла полоска из маленьких розовых цветочков, и розовые ленты завязывались под подбородком. Одним словом, спускаясь по лестнице в холл, где ждал ее Уильям, Астара выглядела очень мило. Хотя более проницательный человек, чем виконт, мог бы заметить бледность ее лица и остекленевший взор, свидетельствующие о том, что она недавно перенесла шок.
Их уже ждал фаэтон. Необыкновенно красивая четверка гнедых, принадлежавшая Уильяму, готова была сорваться с места, и грумы с трудом сдерживали горячих коней.
Лайонел помог Астаре взобраться в фаэтон.
– Будьте осторожны, – предостерег он. – Такие хрупкие повозки бывают опасными на узких проселочных дорогах.