— Привет! — сказала Клара. — Пришла-таки навестить роженицу?
Вместо полагающихся извинений и оправданий Мэриан молча протянула ей букет. Хрупкие пальчики Клары освободили цветы от зеленой бумаги, тиснением и формой имитирующей рог изобилия.
— Какие славные! — сказала она. — Я обязательно прослежу, чтобы их поставили в свежую воду. Только отвернись, и их сунут вместо вазы в судно.
Покупая розы, Мэриан долго колебалась, не зная, какие выбрать — пунцовые, розовые или белые; теперь она раскаивалась, что ее выбор пал на белые. Клара была почти так же бледна, как розы, и цветы только подчеркивали ее болезненный вид.
— Задерни-ка занавеску, — тихо сказала Клара. В палате лежали еще три женщины, так что разговаривать, не привлекая внимания, было трудно.
Мэриан задернула тяжелую холщовую занавеску, подвешенную к кольцам, которые скользили по металлическому стержню, широким овалом висящему над кроватью, точно нимб. Потом она села на стул и спросила:
— Ну, как ты?
— Замечательно, просто замечательно! Знаешь, я следила, как все это происходит; красивого мало — сплошная кровь, пакость, но, положа руку на сердце, должна признаться, в этом есть что-то завораживающее. Особенно когда показывается головенка и ты наконец видишь, что́ носила в своем животе девять с лишним месяцев. Я прямо сама была не своя — так мне не терпелось его увидеть; это как в детстве, когда ждешь и ждешь, чтобы уже можно было развернуть рождественский подарок. Во время беременности я все жалела, что мы не умеем высиживать детей из яиц, как птицы и прочие; но наш метод чем-то даже интереснее. — Она поднесла к лицу одну из роз и понюхала ее. — Ты обязательно должна когда-нибудь попробовать.
Мэриан удивилась легкости, с которой Клара об этом говорила; можно было подумать, что она рекомендует какой-то особенно удачный способ приготовления сдобного теста или новый стиральный порошок. Конечно, Мэриан в конце концов отважится на такой шаг, да и Питер начал делать намеки на этот счет. Но здесь, в больничной палате, при виде женщин, укрытых белыми простынями, Мэриан захотелось, чтобы это случилось не слишком скоро. К тому же ей предстояло еще наблюдать за беременностью Эйнсли.
— Не торопи меня, — с улыбкой сказала Мэриан.
— Боль кошмарная, что правда, то правда, — сказала Клара с довольным видом. — А укол делают только под конец — боятся за ребенка. Но вот что интересно — боль сразу забываешь и больше никогда не вспоминаешь о ней. Сейчас я чувствую себя просто замечательно. Я все ждала, что у меня будет послеродовая депрессия, как у многих рожениц, но, по-видимому, мне это не свойственно. У меня депрессия начинается, когда надо выписываться и ехать домой. А здесь так приятно лежать и ничего не делать. Я замечательно себя чувствую!
Она села повыше и оперлась на подушки.
Мэриан смотрела на нее и улыбалась. Она никак не могла придумать, что сказать в ответ. Кларина жизнь становилась для нее все более чужой; у Мэриан возникло ощущение, будто она наблюдает ее не просто со стороны, а как бы через стекло.
— Как вы ее назовете? — спросила она наконец; она с трудом сдерживалась, чтобы не кричать: услышит ли ее Клара сквозь это стекло?
— Еще не знаем… может быть, Вивиан Линн. Мою бабушку звали Вивиан, а бабушку Джо — Линн. Джо хотел назвать девочку в мою честь, но мне никогда не нравилось мое имя. Это замечательно, что он не расстроился, когда оказалось, что у меня дочь; большинство мужчин хотят только сыновей. Правда, у Джо уже есть один сын, и, может, поэтому он не расстроился.
Мэриан смотрела на стену над головой Клары и думала о том, что стена покрашена в такой же точно цвет, как у нее в конторе. Ей казалось, что сейчас за занавеской раздастся знакомый треск пишущих машинок, однако оттуда доносились приглушенные голоса трех других женщин и их посетителей. Входя в палату, Мэриан заметила, что одна из рожениц — молоденькая женщина в кружевной розовой пижаме — занята раскрашиванием картинок из детского набора. Надо было, кроме цветов, принести Кларе что-нибудь в этом роде: наверно, утомительно лежать без дела целый день.
— Хочешь, я принесу тебе что-нибудь почитать? — спросила она и тут же подумала, что так, наверное, ведут себя в палатах дамы из женского клуба, которым поручают посещать больных.
— Отличная идея! Но вообще-то мне вряд ли удастся на чем-нибудь сосредоточиться, во всяком случае — в ближайшее время. Я или сплю, или… — Клара понизила голос, — слушаю, о чем говорят мои соседки. Может быть, на них влияет больничная обстановка, но они непрерывно рассказывают о выкидышах и разных болезнях. Действует ужасно — начинаешь думать, что скоро придет и твоя очередь мучиться от рака груди или внематочной беременности или выкидывать четырех близнецов каждую неделю. Кроме шуток, случилось же это с миссис Моуз — с той крупной женщиной, что лежит в самом дальнем углу; просто поразительно, с каким спокойствием они об этом рассказывают; они даже гордятся своими гнусными болячками — извлекают их на свет, точно медали, чтобы похвастаться, да еще расписывают во всех клинических подробностях. Прямо какое-то любование болью. Я и сама ловлю себя на том, что рассказываю о своих собственных болячках, будто я тоже не хочу ударить в грязь лицом. Почему у женщин такие извращенные вкусы?
— У мужчин тоже бывают извращенные вкусы, — сказала Мэриан.
Клара говорила больше, чем обычно — почти без умолку, — и это удивляло Мэриан. За время второй половины ее беременности Мэриан успела забыть, что у Клары есть разум и способность иметь точку зрения на окружающее; беременная Клара напоминала ей губку — бо́льшую часть времени она была поглощена своим раздутым животом. Слушать, как Клара рассуждает и высказывает свое мнение, было в высшей степени странно. Мэриан даже решила, что у нее какой-то послеродовый сдвиг, хотя, конечно, не такой сильный, чтобы считать это истерикой: Клара вполне владела собой. Может быть, все это как-то связано с гормонами.
— У Джо я ничего такого не замечала, — Клара улыбнулась счастливой улыбкой. — Не знаю, как бы я управлялась, если бы он не был так здоров: и за детьми ухаживает, и стирает, все делает… Мне нисколько не страшно оставить на него дом — как сейчас, например. Я уверена, он вполне заменит меня, хотя с Артуром у нас, знаешь, не все ладно. Он уже научился садиться на горшок и почти никогда не забывает попроситься, но в последнее время стал почему-то делать запасы — скатывает свои какашки в маленькие шарики и прячет их повсюду — в буфет, в нижний ящик шкафа. Мы просто не успеваем уследить за ним, один раз я нашла катышки в холодильнике, а Джо говорит, что недавно обнаружил целую шеренгу затвердевших шариков на подоконнике в ванной, за занавеской. А когда мы их выбрасываем, Артур расстраивается. Представления не имею, что заставляет его делать это. Может, он вырастет банкиром?
— Это не связано с новым ребенком? — спросила Мэриан. — Может быть, он ревнует?
— Вполне вероятно, — сказала Клара и безмятежно улыбнулась. Она крутила между пальцами стебель одной из белых роз. — Но я все болтаю о себе, — продолжала она, поворачиваясь на кровати, чтобы лучше видеть Мэриан. — А мы так до сих пор и не поговорили о твоей помолвке. Мы с Джо думаем, что это замечательно, хотя как следует и не знакомы с твоим Питером.