Ни в Китае, ни в Индии, ни на мусульманском Востоке… словом нигде, кроме Европы, человек не был субъектом права. То есть, говоря более простым языком, нигде больше он не вырабатывал законы, по которым потом будет сам же и существовать. По крайней мере, в масштабах страны этого не происходило нигде, разве что общины умели управлять собой сами.
На Московской Руси же действует мощный механизм самоуправления в масштабах всего огромного государства, и подданные московского царя легко становятся субъектами права.
СОБОРЫ, УЧРЕЖДАЮЩИЕ ВЛАСТЬ
Действительно, только в начале XVII столетия, через пять веков после своего появления, британский парламент стал основным элементом в системе управления страной. И до этого в Британии три ветви власти: законодательная, судебная и исполнительная — оказались очень четко отделенными друг от друга. Но только в XVII веке законодательная власть — парламент — бросила вызов власти короля и попыталась непосредственно контролировать исполнительную власть. Это ему удалось, но никогда британский парламент не УЧРЕЖДАЛ новую династию, и никогда не было официально признано, что парламент выбирает или парламент приглашает на место британского монарха нового короля.
Вот Земский собор делал то, чего не делал ни один парламент: выбирал нового царя. Соборы 1598 и 1613 годов носили УЧРЕДИТЕЛЬНЫЙ характер!
И школьные и даже вузовские учебники советского времени как-то не заостряют внимания на том, как была избрана династия Романовых. Объяснить эту сдержанность берусь только одним способом: была негласная установка — не привлекать внимания к демократии Древней Руси. Ведь демократия — выдумка растленных европейцев и совершенно никакого отношения не имеет к истории России. К тому же XVII век на Руси, «как известно», время дикости и кондовости, из которых вытащил наших предков только Петр, до него же ничего подобного не было и в помине.
А ведь избрание царя после того, как в 1598 году пресеклась династия Рюриковичей по прямой мужской линии, было событием и судьбоносным для страны, и драматичным, повлекшим за собой множество маленьких трагедий.
Начнем с того, что имелось огромное число претендентов на престол, в общей сложности до 30. Многие на Руси хотели позвать царствовать из других стран «природного государя», раз уж свои собственные государи повымерли. Пусть иноземный, может быть, не знающий даже русского языка, но «природный монарх» казался им куда предпочтительнее, чем новый царь, вышедший из «холопей государевых».
Собственно говоря, польский королевич Владислав формально мог претендовать на московский престол; пусть сам он никогда не правил Московией, одно время от его имени распоряжалось целое правительство — сознательно не беру это слово в кавычки, потому что таких правительств в годы Смутного времени развелось множество, и степень их законности совершенно одинакова. А Владислава возвели на московский престол вполне законным образом, и называть себя русским царем он имел совершеннейшее право.
Причем это право сохранялось за Владиславом вплоть до июня 1634 года, когда он официально отказался от претензий на трон Московии и признал Михаила Федоровича Романова царем и «братом» — то есть особой, равной себе, королю. До Смоленской войны 1632–1634 годов Польша не считала законным избрание на престол Романовых, и в 1616 году Владислав даже разослал по Московии «окружную грамоту» — напоминал о своем избрании на престол и сообщал, что избрали-то его малолетним, а вот сейчас он вырос и намерен идти добывать себе престол. И пошел «добывать»! Вовсе не вина Владислава, что Московия за несколько лет изменилась до неузнаваемости, взять Москву полякам не удалось, и война закончилась подписанием Деулинского перемирия на 14 лет и 6 месяцев, по которому Московия уступала Речи Посполитой спорные земли — Смоленск и Чернигово-Северскую землю.
Впрочем, никакой «партии Владислава» в Москве не возникло, и это понятно — после прямой польской интервенции и грабежей банд «лисовчиков» (в народе «лисовчиков» называли «орда», что достаточно характерно) у польской партии не было серьезной социальной базы. 9 сентября 1618 года Земский собор заявил, что страна будет стоять за православную веру и царя великого государя Михаила Федоровича «без всякого сумнения», «не щадя животов».
Но был другой иноземный «природный царевич» — шведский принц Карл Филипп, — Боярская дума предложила ему царский венец, но с условием: перейти в православие и соблюдать обычаи страны. Карл Филипп отказался, а за другими «природными царевичами» не послали.
И из «своих» были толпы кандидатов, и каких! Все — «природные» князья, и все с толикой крови Рюрика в жилах, имеющие и формальные права на московский престол. Все — имеющие патриотические заслуги времен Смутного времени. И что характерно — между этими претендентами развернулась самая настоящая, вовсе не бутафорская предвыборная баталия. Московиты весьма иронично относились к нравам Речи Посполитой, то есть объединенных Польши и Западной Руси. Как писал русский резидент в Польше Тяпкин в 1677 году: мол, в Польше никогда не знаешь, к кому и обратиться за решением дела, когда тут, «что жбан, то сразу пан» и что польские паны «не боятся и самого Создателя, не только избранного государя своего». И далее Тяпкин ностальгически вспоминал, как хорошо на Москве, где «яко пресветлое солнце в небеси единый монарх и государь просвещается». Но в этот год от Рождества Христова 1613-й русская аристократия вела себя примерно так же, как и польская во время бескоролевий и выборов нового короля.
Пытался стать русским царем и Д. М. Пожарский, о котором сказано: «Воцарялся, и стало это ему в двадцать тысяч».
«Воцариться» пытались и такие известные аристократы, как князья Д. М. Черкасский, П. И. Пронский, И. В. Голицын, а князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой, признанный казачий вождь, «учреждаше столы честные и пиры многие для казаков и полтора месяца всех казаков, сорок тысящ, зазывая к собе во двор по все дни, чествуя, кормя и поя честно и моля их, чтобы ему быти на России царем, и от них казаков похвален же был. Казаки же честь от него принимающе, ядяще и пиюще и хваляще его лестию, а прочь от него отходяще в свои полки и бранящее его и смеющиеся его безумию такову. Князь же Дмитрей Трубецкой не ведаше лести их казачей…»
А когда казаки 21 февраля 1613 года вломились на заседание Земского собора и потребовали присяги Михаилу Романову, бедный Трубецкой не на шутку заболел: «лицо у него ту с кручины почерне, и паде в недуг, и лежа три месяца, не выходя из двора своего».
Можно долго рассуждать и о том, почему выбрали именно малолетнего Михаила Романова, которого тогда и в Москве-то не было. Во всяком случае, мнение о том, что бояре выбрали удобного царя для себя, потому что «Миша Романов молод, разумом еще не дошел, и нам будет поваден», не особенно состоятельно. Все очень хорошо знали, что за молодым Мишей Романовым с его мягким характером стоят не такие уж юные родители: Федор Никитич Романов (Филарет в пострижении) и Марфа, крутой характер которых был прекрасно известен (и очень скоро проявился).
Во-первых, Романовы действительно имели право на престол, и Михаил не первый из них, кого назвали кандидатом в цари. Во время Земского собора 1598 года уже звучало имя его отца, который и был пострижен в монахи именно из-за этого…