Амальгама счастья | Страница: 27

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Как вы относитесь к гипнозу?

Девушка широко раскрыла глаза. К гипнозу?.. Зачем ей гипноз? А врач, словно прочитав ее мысли, спокойно пояснила:

– Вы зажаты, зашорены сейчас, закрыты не только от меня, но и от себя самой. Есть что-то, что мучает вас и не дает покоя. Но то, что вы сейчас рассказали, явно только вершина айсберга, причем я не уверена, что вы сами способны измерить всю его истинную глубину. Гипноз мы предлагаем сегодня многим пациентам – не только для того, чтобы раскрепостить человека, но и чтобы помочь ему справиться со стрессом, вернуться в реальную жизнь…

– Значит, вы считаете… что я действительно нуждаюсь в помощи психиатра? – с трудом произнесла Даша.

Глаза ее собеседницы весело блеснули из-под толстых стекол очков, и она ненавязчиво поправила собеседницу:

– Психоаналитика. Это, знаете ли, не всегда одно и то же. Вы ведь сами пришли ко мне, верно? Значит, сами ощущаете необходимость вмешательства.

– Вы опять не понимаете, – заговорила девушка с горячностью, удивившей ее самое. – Я не ощущаю необходимости вмешательства, в том-то и дело. Как раз наоборот, я чувствую, что сойду с ума, если у меня отнимут все это. Мне необходимы эти странствия, эти редкие праздники – это поле, и море, и дом с кружевными занавесками, и тот человек… И я хотела бы, чтобы так было всегда! Только я не уверена, что это правильно и что мне всегда удастся…

Спохватившись, что сказала лишнее, Даша умолкла. Но Надежда Васильевна, сделав вид, что не заметила ее оговорки, с преувеличенным вниманием принялась разбирать на столе какие-то бумаги. Она давала собеседнице время либо закончить мысль, либо исправить свою оплошность, но, не дождавшись ни того, ни другого, снова подняла на девушку пристальный взгляд.

– Так как насчет гипноза? – буднично, как о чем-то уже решенном, переспросила она.

– Вы думаете, я… это болезнь?

– Я ничего не говорила вам о болезни. – Голос врача сделался серьезным, и девушка почти физически почувствовала, как изменилась аура в комнате, став более насыщенной и опасной. – Послушайте меня, Дарья Александровна. Я скажу вам очень банальную вещь, но самые банальные истины зачастую оказываются единственно правильными. Люди очень разные. А наша жизнь – вещь коварная и непредсказуемая. Часто она наносит удар исподтишка, в самый неподходящий момент. Но большинство людей, устойчивых к этим ударам, давно и хорошо усвоили простой урок судьбы: вещи не всегда таковы, каковыми они кажутся в данный момент, и то, что сегодня печалит нас, завтра может неожиданно обернуться утешением… Однако есть среди нас и другие. Мы мало знаем о них, потому что те, кто не научился гибким договоренностям с жизнью, кто не может приспособиться к тому, что именуется социальными условиями, кризисными ситуациями или – литературно – ударами судьбы, чаще всего кончают жизнь самоубийством, попадают в психиатрические лечебницы или уходят в ирреальный, вымышленный мир… примерно так, как пытаетесь сделать вы. Эти люди не на виду у общества, о них говорят редко или вообще умалчивают, в их судьбе принимают участие лишь специалисты, но, поверьте мне, вы попали не в самую плохую компанию – в компанию тонко организованных натур, честных интеллектуалов, эмоционально и душевно богатых личностей…

– Превосходное описание шизофреника, – зло перебила собеседницу Даша. Ее лицо пылало. Но врач, сделав вид, что не заметила ее возбуждения, отпустила легкий ироничный полупоклон.

– Благодарю за комплимент, хотя он и не совсем правомерен – я имею в виду ссылку на шизофреников. – Голос Надежды Васильевны вновь посерьезнел, и она с мягкой настойчивостью продолжила: – Дорогая моя, доверьтесь мне. Вам необходима моя помощь. Вы же не хотите всю жизнь провести в Зазеркалье?

«Хочу, и еще как!» – едва не крикнула в ответ Даша, но вовремя остановилась. Мысль ее лихорадочно работала. Помешать ей эта женщина все равно не сумеет… Зеркало дома и ждет Дашу, и там на берегу ждет ее тот, кто… Впрочем, сейчас не об этом. И, может быть, если она согласится на гипноз, то вслух проговорит, откроет этой женщине то, что отказывалась раскрыть ее собственная память. Почему нет? Разве она чем-то рискует?

Чувствуя сама, какого нервного напряжения стоит ей весь этот разговор, и желая побыстрее прийти к какому-то результату, девушка вскинула на собеседницу глаза и глухо сказала:

– Я согласна.

* * *

– Вы позволите включить магнитофон? Сделанные во время гипноза записи иногда очень помогают в работе, – Надежда Васильевна спросила об этом, как о чем-то вполне естественном, и Даша, плохо понимая от возбуждения, о чем идет речь, несколько раз кивнула головой.

Кушетка была удобной и мягкой, прямо перед Дашиными глазами на противоположной стене оказался замечательно выполненный пейзаж (уж в этом-то она разбиралась!), глаза ее утонули в теплой зелени красок, и девушка мало-помалу начала успокаиваться. Она слышала голос врача, и он убаюкивал Дашу, но не усыплял – о нет! Та говорила ей о синем небе и белых облаках – легких, пушистых, словно вата; девушке было обещано, что она поплывет на самом пушистом облачке, и это случилось на самом деле, и Даша закачалась, понеслась среди широких небесных пространств, утопая в чудесной белизне…

Смутные слова прорывались сквозь ее сознание, звали вперед, обещая легкость и негу, и все сбывалось чудесным образом – каждое слово, каждая фраза. Девушка не знала, откуда брались эти слова – может быть, они вырастали сами собой, как цветы на лугу, а может быть, облака были словами и несли Дашу, укачивая, словно в колыбели. Самое забавное было, когда она поняла, что на мелких облачках, которые плыли внизу, можно оставить все, что печалило и давило Дашу в последнее время. Просто посадить на облачко Игоря, легонько подуть – беззлобно, немстительно, – и он уплывет, умчится, исчезнет навсегда и никогда не потревожит ее грустным воспоминанием. Ей стало весело, и она, как белые кораблики в огромный океан, начала запускать, оставлять позади себя облачка с важным Клоповым; толстым Павлом – он едва удержался на облаке, прогнувшемся под его тяжестью; надутой женой Сергея Петровича, прижимающей к груди огромное аметистовое ожерелье… Даша на мгновение заколебалась, вспомнив о Вадике, но в конце концов, сбросив с себя все сомнения, и ему лукаво помахала ладошкой, а он простирал к ней руки и смешно взывал: «Даша! Даша!»

Нет, это был уже не Вадик. Даше стало вдруг холодно; что-то тяжелое сдавило грудь. Неприятный голос врывался в ее сознание, предлагая оставить на облачке Зеркало… ее Зеркало! Оно мешает тебе, внушал кто-то, и девушка слушала с отвращением, не в силах, однако, противиться настойчивому бестактному советчику. А голос все давил: «Ты должна вернуться. Ты должна научиться жить здесь, а не там. Здесь, на земле, твое место…» Сердце дало сбой, заболело и чуть не остановилось. А Даша услышала свой собственный вскрик и вдруг обнаружила себя сидящей на кушетке в кабинете Надежды Васильевны.

Та смотрела на нее почему-то чуть виновато. «Это серьезнее, чем я думала», – уловила девушка обрывок фразы, но не поняла, не смогла угадать, о чем идет речь – ее все еще чуть покачивало на облаках. А врач как ни в чем не бывало попросила ее посидеть спокойно, чтобы окончательно прийти в себя.