«Может быть, хорошим должна была оказаться я? – поняла Вера много позже, когда уже невесть в который раз прокрутила в памяти эту сцену, восстанавливая все вплоть до мельчайших подробностей. – Он ждал, что утром встретит меня, а я… Ой, как стыдно!..»
Казалось бы – чего стыдиться? Разве так не бывало с другими? Глупцы! Все они мнят себя великими соблазнителями… И Виктор такой же, как они все, ничуть не лучше…
И все же ей было не по себе… Очень не по себе – когда она убегала из дома на Гоголевском бульваре, боясь, что Виктор проснется и остановит ее, – и в то же время до боли в груди, до слез, до отчаяния желая, чтобы он проснулся и остановил…
«Что это? Что происходит? – колотилось в висках. – Сильное колдовство, противодействие – «зеркало»? Или я, плохо совершив обряд, навлекла беду на себя?»
Вера уже не отдавала себе отчета, чего она боится. Бесформенная, не переводимая в слова тревога гнала ее на машине прочь, подальше от Бульварного кольца, вон из Москвы. В Акулово, к папе под крылышко… Не замечая дороги, она наматывала километр за километром и только чудом не попала в аварию. Стоило ей увидеть их дом, в котором она провела столько счастливых лет, как слезы, всю дорогу то и дело подступавшие к глазам, хлынули ручьем. После этого стало немного легче.
К возвращению отца (он приезжал рано, поскольку работал совсем недалеко от дома) она уже почти пришла в себя. Когда отец открыл дверь, лицо его было хмурым и недовольным, но тут же разгладилось, преобразилось в доброе, приветливое – такое папино лицо:
– Верочка! Уже вернулась?
– Да, я все сделала…
Она произнесла это как можно более сдержанно, но папа – мудрый, проницательный папа – сразу понял, что с ней что-то не так, и вновь нахмурился.
– Ну-ка, рассказывай все по порядку. Я же вижу, что ты взволнована, вон – глаза красные… Что случилось?
И Вера подробно, вроде как ничего не упуская, отчиталась о проделанной работе. Рассказала и о внезапном появлении Васильцова в клубе «Зеленая дверь», и о том, как это помогло их знакомству с Волошиным. Передала отцу срезанные с виска Виктора волосы, не забыла упомянуть даже то, что случайно уронила свечу во время обряда, что спутала слова заговоров и допустила еще несколько таких же мелких ошибок. Высказала предположение, что Виктор находится под защитой противодействующей магии. Исключила из рассказа только одну деталь – собственные переживания.
Отец внимательно слушал и качал головой. Он был недоволен, но ничего не заподозрил…
Он не заподозрил, что дочь, обычно такая откровенная, могла что-то скрыть от него. Тем не менее так оно и было. Впервые в жизни Вера утаила от отца то, что происходило у нее на душе. Сама она не могла объяснить, почему вдруг умолчала об этом. Только чувствовала, что говорить ничего не следует…
В эту ночь ей приснился странный сон. Обычно она спала, как под наркозом, – очень крепко, точно проваливаясь в небытие, и без всяких сновидений. А тут вдруг увидела незнакомый загородный дом на берегу озера, открытую веранду и на ней – покойную бабу Тосю. Вере очень хотелось подбежать к ней, обнять, зарыться лицом в бабушкину кофту и выплакать на ее груди все свои печали. Но бабушка упорно не замечала ее и разговаривала не с внучкой, а с кем-то в саду. Вера так и не увидела этого человека, хотя и знала точно – это Виктор…
Через несколько дней отец позвал ее в библиотеку для важного разговора. Он выглядел сердитым, и Вера внутренне затрепетала – она всегда отчаянно, до дрожи в коленях, боялась такого вот выражения его лица, строгого взгляда и нахмуренных бровей.
– Дочь моя, – начал папа. Он всегда обращался к ней так, когда бывал сердит на нее. – В этот раз ты сработала некачественно. Да что там церемониться, просто схалтурила! Ты допустила слишком много ошибок…
– Папочка, я не виновата… – залепетала дочь. – Там какая-то мощная защита, помнишь, я тебе говорила…
Отец покачал головой.
– Ничего такого там нет. Я проверял… Ты сама придумала все это, чтобы оправдать собственную безалаберность.
– Нет, я…
Он не дал ей договорить.
– Я сделал все, что должен был, чтобы помочь тебе. Заданные обстоятельства, заданная реакция, заданное чувство… Все должно было выйти так, как обычно. Но ты проявила небрежность – и я не достиг результата, не получил того, к чему стремился. Ты виновата – и обязана исправить свою ошибку. Необходимо повторить все еще раз.
Она растерянно молчала, и он истолковал это как проявление ее всегдашней покорности.
– Хорошая девочка, – монотонно проговорил он. – Все поняла, все сделаешь правильно… В этот раз возьми сигареты покрепче. Нельзя допустить, чтобы дело сорвалось еще раз – по какой бы то ни было причине.
– Постой! – взмолилась она вдруг. – Может быть, все-таки оставим этого человека в покое? Изменим объект… Я обещаю тебе… я сделаю все, как надо, но только с другим донором!..
Отец насмешливо посмотрел на нее:
– Вот как? Да ты, я смотрю, его жалеешь! Этого самодовольного хлыща, этого эгоиста, это быдло с барскими замашками?
– Не надо так говорить о нем, – возразила Вера. – Он неплохой человек…
– Да перестань, такой же, как и все прочие! Ничуть не лучше остальных.
– И все-таки я тебя прошу…
Но отец вновь перебил, пристально поглядев на нее нехорошим взглядом.
– Уж не влюбилась ли ты в него? Девчонка! Только этого еще не хватало! Смотри у меня!
Он резко подался вперед, и кресло качнулось вместе с ним. Тени заплясали на полу, причудливо перемежаясь с отсветами камина, и ей вдруг показалось, что вот она, преисподняя. Именно так только и может выглядеть преддверие ада… Вера испуганно отшатнулась. Ее длинные русые волосы взметнулись над плечами, вновь упав вниз беспомощной, слабой волной, руки судорожно сжались, а горло перехватила непроизвольная судорога. Наблюдавший за ней отец удовлетворенно кивнул.
– Или ты хочешь, чтобы я тебя наказал? – продолжал он. – Надеюсь, твоей фантазии и твоих знаний о моей технологии хватит на то, чтобы представить, что именно тебя ждет?
Только теперь молодая женщина поняла, насколько опасно ее положение. И, сделав над собой последнее усилие, она взяла себя в руки, выпрямилась на стуле и улыбнулась твердой решительной улыбкой.
– Извини. Сама не знаю, что на меня нашло. Наверное, просто устала – вот и говорю глупости, допускаю ошибки…
Человек в кресле смотрел на нее с подозрительностью, но теперь взгляд ее был тверд и безразличен, голос не дрожал, лицо ничего не выражало, а руки перестали взволнованно теребить бахрому небрежно накинутого на плечи платка.
– Конечно, я сделаю все, что ты велел. И не волнуйся, в этот раз все пройдет гладко.
– Ну вот и чудесно. Давно бы так. – Отец устало прикрыл глаза и, казалось, тут же уснул.