Следующие два дня Матиас вел себя как обычно. Ругался с женой, пил, в одиночестве бродил по улицам. Я напряженно вглядывался в его душу, пытаясь понять, что там происходит, но видел лишь полный хаос: какие-то неясные детские воспоминания, смутные желания, обрывки мыслей. И что меня тревожило все сильнее и сильнее – надо всем этим преобладала, разгораясь с каждой минутой, ненависть к брату. Я пытался как-то уговорить его сдержаться, но сколько ни внушал, сколько ни нашептывал – все было напрасно. Так продолжалось два дня. К субботе я уже твердо знал и то, что мой подопечный замыслил избавиться от Лукаса, и то, что я никак, ничем, сколько бы ни старался, не сумею его остановить.
Чтобы вы поняли мое состояние в тот момент, осмелюсь напомнить, что убийство, совершенное подопечным, означает конец карьеры ангела. Если какой-то человек сочтет себя вправе отослать в иной мир другого человека, его хранителю навсегда будет заказан путь на Землю и он (хранитель) будет лишен права оберегать души. Поэтому мы всегда прилагаем все усилия, чтобы оградить подопечных от совершения убийства. Впрочем, как и от воровства, обмана, подлости, предательства, разврата и других подобных, осуждаемых Наверху деяний. Люди, по наивности своей, называют наши жаркие убеждения голосом совести. Однако часто, даже слишком уж часто, наши внушения ни к чему не приводят. Так уж Создатель устроил этот мир, предоставив каждому человеку право собственного выбора в каждой конкретной ситуации… Но, чувствую, я опять, в который уж раз за время моего повествования, отвлекся и ударился в философию. Вернусь-ка я лучше к истории о сыновьях мельника.
Итак, настала суббота. И едва начало смеркаться, Матиас спрятался в кустах перед домом портного и стал ждать прихода брата. У меня к тому времени уже опустились крылья – я знал, что не в силах ничего изменить.
Старший брат подошел, как всегда, со стороны черного хода. Он не успел даже постучать, как тут на него напал младший. Накинулся сзади и нанес страшный удар по голове тяжелым камнем, который заранее припас. И откуда только силы взялись – у него-то, всегда такого вялого и хилого! Все произошло настолько быстро, что я только ахнул. Примерный семьянин, он же тайный любовник, рухнул как подкошенный.
В тот миг я ни минуты не сомневался, что после этого его поступка мне уже никогда больше не быть ничьим хранителем. Мечты о подопечном поэте придется оставить навсегда. После того как человек стал убийцей, его душа более не принадлежит Господу… Но, к счастью, и из этого строгого правила бывают исключения. Случается ведь, что убийство совершается не по злому умыслу, а по случайности, по неосторожности или вследствие обстоятельств, таких, как война или защита от нападения. В таких ситуациях на Суде грешника оправдывают и прощают обоих – и его самого, и его хранителя. Как раз что-то похожее было с моим вторым подопечным, Палачом, помните? Но есть у души и еще один путь к спасению после греха, даже после умышленного и запланированного убийства – это глубокое и искреннее раскаяние. Именно такое и суждено было пережить Матиасу.
В ту самую секунду, как Лукас, точно куль с мукой, рухнул к его ногам, многолетняя ревность, зависть и ненависть к брату мгновенно растворились, словно их никогда и не было. Душу Матиаса затопили отчаяние, ужас от осознания содеянного и жалость к убитому. Он так и остался стоять на коленях с окровавленным камнем в руках и только стонал, раскачиваясь над упавшим братом. В себя он пришел только тогда, когда у дверей портного появились представители закона. Матиас тут же во всем сознался и добровольно сдался им в руки.
Впрочем, неизвестно, чем закончилась бы эта история, если б не красноречие адвоката, с которым моему подопечному очень повезло. Защитнику удалось внушить всем и каждому, что убийство не было обдуманным и заранее запланированным, а произошло внезапно, в порыве ревности. В своей речи адвокат нарисовал красочную и очень убедительную картину, как пылкий воздыхатель в сумерках приходит к дому своей прекрасной возлюбленной, мечтает перекинуться с ней парой слов или хотя бы просто увидеть в окне милую тень… Но тут у дверей появляется некто, кто собирается войти в дом с черного хода, и при этом ведет себя так самоуверенно и нагло, что не остается сомнений – это соперник! Рассудок влюбленного мутится от ревности и ярости, он хватает первый попавшийся под руку камень и кидается на ненавистного врага… даже не разобрав в темноте, что перед ним не кто иной, как его родной брат.
Поданная таким образом история смягчила сердца судей, а уж когда адвокат в самых ярких красках расписал ужас, который испытал Матиас, осознав, что произошло, глубину его раскаяния и невыносимые муки совести, не оставляющие невольного братоубийцу ни днем, ни ночью (в этом, кстати, не было ни слова неправды), все до единого в зале суда прониклись сочувствием к несчастному. Матиасу вынесли на удивление легкий приговор – не казнь, не каторгу, а всего лишь несколько лет тюрьмы. И вышло это само собой, без моего участия. На тот момент моя уверенность в том, что Матиас – мой последний подопечный, была непоколебима. И хоть и неловко в этом сознаваться, мне было уже все равно, что с ним будет.
Я был единственным, кто понимал – причина этого страшного поступка не в ревности, а в зависти, которую мой подопечный пронес через всю свою жизнь и которая отравила всю его судьбу. Кстати сказать, я и теперь не уверен, что два этих чувства не являются одним и тем же. Это как ночь и день – одно неизбежно рождает другое. Я постоянно размышлял об этом, пока младший сын мельника сидел в тюрьме и ждал приговора. Если бы вы знали, как худо было у него тогда на душе! С тех пор я точно понял – муки искреннего раскаяния страшнее самых изощренных пыток. Особенно когда ничем уже нельзя искупить свою вину. Жена от него не ушла, ей просто некуда было податься с двумя детьми. И это делало жизнь братоубийцы совсем невыносимой, он предпочел бы полное одиночество до конца своей жизни. Его корыстная возлюбленная, теперь уже окончательно сделавшаяся мишенью для пересудов всех досужих кумушек города, так ни разу его и не навестила, но Матиаса это нисколько не расстроило, он больше не вспоминал о ней. К бывшей любимой мой подопечный не испытывал ни ненависти, ни прежней страсти. Он вообще забыл о ее существовании, и спроси его кто-нибудь, какую роль сыграла в его жизни эта красавица, он только удивился бы и ответил: «да никакой», ничуть не покривив душой. И был бы прав. Ведь главной героиней всей его жизни была зависть.
Честно отсидев положенное, Матиас в срок вышел из тюрьмы и прожил, как ему и было суждено, согласно Книге Судеб, пятьдесят шесть лет. Впрочем, прожил – это сильно сказано. Назвать его существование жизнью я бы не решился. Раскаяние не покидало его ни на минуту. «Лучше бы меня казнили!» – постоянно повторял он и вслух, и про себя. Днями он только и думал, что о брате, вечером долго не мог уснуть, ночью видел его во сне, а утром, проснувшись, плакал, хотя глаза его были сухи – слез у этой измученной души уже не осталось. Глядя на его страдания, я горевал вместе с ним и с сожалением вспоминал Палача. А я-то считал его трудным подопечным! Оказалось, что с Палачом было намного легче – его душа молчала, в отличие от души Матиаса, которая превратилась в сплошную кровоточащую и незаживающую рану.