– Пожалуйста, – сказал Стае, протянув ей оба паспорта с вложенными на первой странице билетами.
Девушка раскрыла документы, вырвала из билетов купоны, выбила два посадочных талона, поинтересовавшись предварительно «в проходе или у окна», и, едва взглянув на фотографии в паспортах, вернула их владельцам.
– Она что, не заметила? – шепотом спросила Настя, пятясь от стойки.
– Не думаю, что проверка виз – ее работа, – так же шепотом ответил Стае.
Не успели они сделать и пяти шагов, как девушка их окликнула: оказалось, она позабыла наклеить на их билеты багажные бирки.
В зону паспортного контроля и таможенного досмотра тянулась длинная очередь. Настя со Стасом покорно встали в самом конце. Чем ближе подбирались они к окошку пограничника, тем больше нервничали. Хуже всего будет, если их вынудят расстаться: до выяснения обстоятельств Настю задержат в пограничной зоне аэропорта, а его вынудят лететь в Москву.
– Ваши документы, мадемуазель, – попросил пожилой француз в кабинке.
– Пожалуйста, – Настя дрожащими руками протянула в окошко посадочный талон и паспорт.
Когда пограничник дошел до опасной страницы документа, глаза у него расширились от удивления, а лицо моментально утратило былую доброжелательность. Он еще раз внимательно просмотрел все визы и, не выпуская из рук Настин паспорт, вышел из кабинки, аккуратно закрыв за собою дверь на ключ.
– Пройдемте, – попросил-приказал он.
Настя беспомощно взглянула на Стаса, тот рванул за ней, но пограничник остановил его отрывистым властным жестом. Стае остался нервно переминаться с ноги на ногу за красной линией во главе моментально заволновавшейся очереди.
По лабиринтам аэропорта Настю привели к неприметной белой двери с синей табличкой и запустили внутрь. За широким письменным столом сидел человек в галстуке и с улыбкой пялился в монитор, прихлебывая чай из стеклянной чашки. Как только он увидел Настю и своего подчиненного с документом в руках, благостное выражение лица тут же сменилось на озабоченное.
– Вот, – отрекомендовал пограничник, приведший Настю, – злостное нарушение визового режима.
– А-а-а, – неожиданно начальник улыбнулся, – на «злостное» что-то не похоже. Присаживайтесь. Что там у нас?
Пограничник опустился на стул, проследил, чтобы Настя тоже села, протянул документ начальнику и прокомментировал: «Два с половиной года нелегального пребывания в стране». Тот полистал паспорт, нахмурился. Встал из-за стола, подошел к копиру и открыл пластмассовую крышку.
– Знаете, чем вам это грозит? – спросил он Настю, не оборачиваясь, сосредоточившись на копировании документа.
– Нет, – едва слышно прошептала она, – но я не специально. Я была больна, у меня случился нервный срыв, а потом – нарушение памяти. – Они со Стасом заранее, еще дома, продумали эту историю: полуложь-полуправду. Вот только Настя понятия не имела, сможет ли это ей сейчас помочь. – Я хотела вернуться домой, но совершенно не понимала, что должна делать. А потом меня разыскали родители и выслали за мной доверенного человека. Бедные, они уже думали, я умерла.
– Гм, – начальник смущенно хмыкнул. – Вы что, все это время пролежали в клинике, и там не могли идентифицировать вашу личность? – сурово спросил он.
– Нет, – Настя зацепилась за спасительную версию, – я лежала в клинике только в самом начале.
– Долго? – спросил он, глядя в упор.
– Я не помню, – слабо всплеснула руками она.
– Адрес клиники можете назвать? – Начальник вернулся к столу и сел.
– Нет, – Настя опустила голову, – но он у меня записан. Она извлекла из сумочки потрепанную записную книжку и начала в ней намеренно долго рыться.
– Вот! – притворно обрадовалась она, добравшись до последней странички, которую заполнила всего час назад.
Начальник брезгливо принял книжицу из ее рук и жестом попросил пограничника вывести девушку из кабинета.
Стоя у двери, Настя изо всех сил сдерживалась, чтобы не разрыдаться.
– Не волнуйтесь, – пожилой пограничник неожиданно проникся к Насте сочувственной симпатией, – если вы не солгали, ничего страшного с вами не произойдет. Я знаю, как это бывает. У меня жена страдает провалами памяти.
– Да?! – испуганно переспросила она. – А как вы думаете, мне разрешат вернуться домой?
– Конечно, – улыбнулся он, – даже если вы попытаетесь остаться, вас депортируют. А вот права въезда в любом случае лишат на длительный срок.
– Это неважно, – с облегчением вздохнула Настя. В гробу она видела чертову Францию со всеми ее историями порочных жизней и болезненных душ.
Как только они вернулись в кабинет, начальник всучил Насте паспорт со словами: «В клинике подтвердили, что у вас могло произойти ухудшение». Видимо, там ему, как должностному лицу, рассказали обо всех подробностях ее болезни, и теперь он прятал глаза. «В полиции утверждают, что за вами по их ведомству ничего нет», – добавил он и, уставившись в пол, пожелал ей спокойного возвращения домой. Въезд во Францию на ближайшие три года для Насти был закрыт.
– Спасибо, месье, я не вернусь. – Настя поблагодарила его так радостно, что начальник даже растерялся и обиделся за родную страну.
Пограничник отвел Настю обратно к Стасу, который метался за красной линией, словно обезумевший бык в загоне. Увидев Настю, молодой человек расцвел счастливой улыбкой, и Настя на мгновение даже подумала: «Не такое уж это противное слово – «муж».
– Настя, откуда эта идиотская мысль?! – Стае ходил туда-сюда по крошечной кухне только что купленной квартиры в Марьине, сшибая мебель.
– Спасибо за комплимент, – Настя ехидно усмехнулась, сосредоточенно разглядывая свою кружку с чаем.
– Да, тебе нужно заняться своим делом, и это возможно, деньги от продажи дома твои, но что за бред ты несешь?! – Он нервно выдвинул стул и сел, схватив в свои руки Настину ладонь. Чай расплескался.
– Не бред, – Настя взглянула в его глаза со злостью, – это единственное, что я знаю «от и до», чувствую психологию бизнеса. Я хочу этим заняться!
– Это – бизнес? По-моему, ты просто не в себе, – Стае осторожным жестом погладил ее по голове. – Нельзя торговать живым товаром, потому что когда-то продали тебя. Настенька, солнышко, все прошло! Давай забудем, начнем новую жизнь. Поженимся, откроем магазин, ателье, кафе – что хочешь, но…
– Я хочу клуб, – Настя дрожала от готовой вырваться наружу истерики: впервые за долгое время перед ней стояла вполне конкретная цель, от которой она ни за что не желала отступиться, – и можешь считать это болезнью. Мне все равно!