— Тебе не кажется, что это немножко неэтично? Заговаривать кровь офицерам полиции?

Хелен закрывает глаза. Между ее бровей пролегает крошечная вертикальная морщинка.

«Хочу вернуть ее, — понимает Уилл. — Хочу, чтобы женщина, которую я создал, была моей».

— Уилл, пожалуйста, — умоляет она.

— Ладно, забудем об этике. Сделаем это.

Появление Уилла смущает полицейских. А Питер кивает, даже улыбается Хелен, довольный тем, что она правильно поняла его намек.

— Это мой дядя, — объясняет Клара.

Хелен стоит рядом с Уиллом, ждет, когда все начнется.

— Мы тут беседуем с Кларой, — говорит констебль Хеншо и поднимает брови, пытаясь сымитировать властное выражение лица, какое видел у следователей в детективных сериалах.

Уилл улыбается.

Он легко заговорит их обоих даже в это время суток.

Двое молодых, податливых некровопьющих, специально обученных выполнять приказы. Достаточно будет пары фраз, и его слова начнут стирать и переписывать информацию в их жалких раболепных умишках.

Он берется за дело, только чтобы продемонстрировать Хелен, что не утратил колдовских способностей. Говорить нужно медленно, глубоким голосом, тщательно выдерживая паузы между словами. Несложный фокус заключается в том, чтобы не смотреть на лица, а обращаться непосредственно к крови. Поскольку Уилл стоит достаточно близко к полицейским, чтобы чуять потоки, бегущие по их венам, он сразу и начинает:

— Ну, не обращайте на меня внимания. Продолжайте расспрашивать. Спрашивайте, и вы узнаете правду: разум девочки, которую вы видите перед собой, так же чист и незапятнан, как поле нетронутого снега, она представления не имеет, что случилось в пятницу с тем мальчиком. Поэтому и записывать что-то в блокнотиках смысла нет.

Он подходит к женщине и протягивает руку. Ее глаза пусты. Чуть ли не с извиняющимся видом она отдает ему свой блокнот. Уилл вырывает исписанные страницы и возвращает его.

— А все остальное, что вы слышали, — ложь. Клара ничего не знает. Вы посмотрите на нее, посмотрите… — Полицейские смотрят на Клару. — Разве вы видели кого-нибудь чище и безобиднее? Неужели вам не стыдно за то, что вы на миг усомнились в ее невиновности?

Они кивают, словно малые дети перед строгим учителем. Им очень стыдно. Уилл косится на племянницу — у той глаза на лоб лезут от удивления.

— А сейчас вы уйдете. Уйдете и запомните, что больше вам тут делать нечего. Мальчик пропал. Очередная неразрешимая загадка в мире, полном неразрешимых загадок. Вставайте и уходите, откуда пришли, и как только свежий ветерок коснется ваших лиц, вы поймете, что именно это и делает мир столь прекрасным. Эти неразрешимые загадки. И вам никогда больше не захочется разрушать прекрасное.

Когда полицейские встают и направляются к выходу, Уилл отмечает, что произвел впечатление даже на Питера с Хелен.

— До свидания. Спасибо, что зашли.

Ветчина

Когда приходит Ева, Клара сидит у себя в комнате и ест купленную для брата ветчину. Она объясняет свое вчерашнее поведение в магазине. Рассказывает, что у нее случился приступ паники и ей пришлось убежать подальше от людей. Полуправда. Или даже четверть правды. Но хоть не откровенная ложь. Впрочем, Ева все равно почти не слушает.

— К тебе приходили полицейские? — интересуется она. — Из-за Харпера?

— Ага.

— Что спрашивали?

— Да так, всякое. Были ли у Харпера суицидальные наклонности, в таком роде.

— Клара, а что в пятницу на самом деле произошло?

Девочка смотрит подруге в глаза и старается произнести как можно убедительнее:

— Не знаю. Я проблевалась ему на кроссовки, а потом он ушел.

Ева кивает. У нее нет оснований подозревать подругу во лжи. Она оглядывается и замечает, что со стен исчезли постеры.

— А куда делись обезьянки в клетках? — спрашивает она.

Клара пожимает плечами:

— Я поняла, что животные все равно будут гибнуть, что бы я на стену ни вешала.

— Точно. А чей это фургон на улице?

— Дядин. Моего дяди Уилла. Он прикольный.

— А где он сейчас?

Клару все эти расспросы угнетают.

— Да спит, наверное. Он вечно днем дрыхнет.

Ева на мгновение задумывается:

— Это же…

Но тут их что-то отвлекает.

Внизу раздается крик:

— Ева!

Клара видит, что лицо подруги перекосилось от ужаса.

— Только не здесь, — шепчет она сама себе. Потом обращается к Кларе: — Скажи мне, что ты этого не слышала. Скажи, что мне начали мерещиться голоса и нужна помощь психиатра.

— Что такое? Это твой?..

Они слышат тяжелые шаги на лестнице. А затем в комнату влетает высокий худой мужчина в футболке «Манчестер Юнайтед».

— Ева, домой. Немедленно.

— Пап? Не могу поверить. Зачем ты так перед моей подругой? — говорит Ева.

— Она тебе не подруга. Ты идешь со мной.

Он хватает ее за руку. Клара наблюдает за этой сценой.

— Эй, оставьте ее в покое! Вы…

Она осекается. Его непримиримый взгляд заставляет ее умолкнуть.

Ему что-то известно. Ему определенно что-то известно.

— Пусти. О господи, — возмущается Ева. Она вырывается, ей явно неловко. Отец буквально выволакивает ее из комнаты, на ходу опрокидывая мусорную корзину со смятыми постерами.

Роуэн слышит шум в коридоре. Он откладывает ручку и стихотворение, которое пытался дописать («Жизнь и другие Вечные муки»). Выглянув из комнаты, он видит сопротивляющуюся отцу Еву.

— Ай, пап, ну перестань.

Они направляются к лестнице, не замечая стоящего позади Роуэна. Он пытается набраться смелости, чтобы заговорить. И в самый последний момент ему это удается.

— Отпустите ее, — тихо просит он.

Джеред останавливается и оборачивается. Он все еще держит Еву за руку и в дикой ярости смотрит на Роуэна.

— Что-что?

Роуэн поверить не может, что это и есть отец Евы. Разве что невыразительно-светлые волосы намекают хоть на какое-то сходство с дочерью. Ненависти в его выпученных глазах хватило бы на целую армию.

— Ей же больно. Отпустите, пожалуйста.

Ева качает головой, глядя на Роуэна, как бы говоря: не вмешивайся, а то и тебе достанется. И вдруг понимает, что, как ни смешно, Роуэн к ней действительно неравнодушен. У нее много поклонников, она привыкла к этому. Но ни у одного из них она не видела в глазах того, что видит сейчас у Роуэна. Это искреннее беспокойство за нее, словно она каким-то образом является частью его самого. Девушка так ошеломлена, что даже не замечает, как отец выпустил ее руку.