— Плохая идея, Уилл, — обрывает его Хелен. — Не думаю, что нам нужна такого рода помощь.
Питер ест, а остальные продолжают разговаривать. Он жует полусырое мясо, которое все равно кажется ему пережаренным. Смотрит на жену, наливающую себе «Мерло», — руки у нее все еще дрожат.
— Хелен, с тобой все в порядке? — спрашивает он.
Она вяло улыбается:
— В порядке, честно.
Но когда раздается звонок в дверь, она аж подпрыгивает. Питер берет бокал и идет к двери, молясь по пути, как и его жена, чтобы это не оказались снова полицейские. Так что в кои-то веки он испытывает облегчение при виде Марка Фелта. У гостя в руках большой рулон бумаг.
— Я принес планы, — поясняет Марк. — Ну, ты помнишь. О которых я тебе рассказывал. Пристройка ко второму этажу.
— Да, точно. Мы вообще-то…
— Просто завтра вечером я уеду по работе, так что подумал вот, хорошо бы сейчас обсудить.
Питер не очень-то вдохновлен.
— Ладно, конечно. Заходи.
Минуту спустя Марк уже разворачивает свои строительные планы.
А Питеру хочется еще ягненка.
А лучше целое стадо.
Или капельку крови Лорны.
Он смотрит в свой бокал, на маленькое озерцо «Мерло». Зачем он вообще его пьет? Вино должно помогать им чувствовать себя нормальными людьми, хотя на самом деле оно только подтверждает обратное. Хелен настаивает, что вино надо пить, потому что оно вкусное, но Питеру этот вкус скорее не нравится.
— У нас вино открыто, если хочешь, — повинуясь долгу гостеприимства, предлагает он Марку и подходит к наполовину выпитым бутылкам, стоящим около тостера. Хватает одну из них, думая о том, как же повезло Марку — каждую ночь спать с Лорной в одной постели.
— Давай, — соглашается Марк. — Спасибо.
Питер наливает вино. Его передергивает, когда из гостиной доносится хрипловатый голос Уилла:
— …просто тонул в ней!
Питер понимает, что и Марк это слышал и что он, похоже, хочет сказать что-то, не относящееся к перепланировке дома.
— Послушай, Питер, — начинает он. — К нам сегодня полицейские заходили. По поводу мальчика, который пропал с вечеринки. Было упомянуто имя Клары.
— Да?
— Да, и если я лезу не в свое дело, скажи мне прямо, но мне интересно: что же с ней случилось в тот вечер?
Питер видит свое искривленное отражение в тостере. Глаза, глядящие на него с изогнутой хромированной поверхности, кажутся огромными и страшными. Его вдруг охватывает желание прокричать правду. Сообщить соседу, решившему поиграть в Пуаро, что Рэдли — кровопийцы. Но он вовремя одергивает себя.
— Наглоталась чего не следовало. А что?
Он поворачивается, держа в руках два бокала.
— Извини, — отвечает Марк. — Я просто… Еще этот мужчина в фургоне. Кто он?
Питер протягивает Марку бокал.
— Мой брат. Он ненадолго. Немного чудной, но в целом славный парень. Родственники, сам понимаешь.
Марк кивает и берет бокал. Ему явно хочется расспросить подробнее, но он сдерживается.
— Итак, — переходит к делу Питер, — что за проект?
Марк начинает рассказывать, но Питер улавливает лишь обрывки его монолога.
— …хочу построить… первый этаж… пристраивали в пятидесятых… риск… что та стена, которая стоит сейчас, пострадает…
Питер делает глоток и вообще перестает что-либо слышать. Совсем не похоже на то вино, что он пил. Вкус изысканный и насыщенный, как сама жизнь.
Он в ужасе взирает на свой бокал.
Оглядывается на бутылки и понимает, что Уилл оставил среди них свою. Думает, под каким бы предлогом забрать бокал у Марка. Но уже слишком поздно. Марк попробовал вино, и оно ему так понравилось, что остальное он, к ужасу Питера, проглатывает залпом.
Марк ставит пустой бокал с выражением неземного блаженства на лице.
— Ого, какая вкуснятина.
— Да. Ну что, показывай, — говорит Питер, склоняясь над прямоугольниками и цифрами на чертеже.
Марк пропускает его слова мимо ушей. Он подходит к бутылке и читает, что написано на этикетке.
— «Розелла» две тысячи седьмого года? Отличная штука.
Питер кивает с видом знатока.
— Испанское. Сорт риохи. С небольшой винодельни. Особо не рекламируется. Мы заказывали в интернете. — Он показывает на чертежи. — Так что?
Марк машет рукой: «Забудь».
— Жизнь слишком коротка. Надо сводить Лорну куда-нибудь. Давно мы никуда вместе не ходили.
Надо сводить Лорну куда-нибудь.
— Да, — отвечает Питер. Ревность жжет его изнутри, как чеснок.
Марк похлопывает соседа по спине и с довольной ухмылкой направляется к выходу.
— Adios amigo! Hasta luego! [10]
Бумаги на столе скручиваются обратно в рулон.
— Чертежи… — напоминает Питер.
Но Марк уже ушел.
Ягненок доеден, но Хелен не убирает со стола, так как не хочет оставлять детей с Уиллом. Она вынуждена сидеть на месте, точно пленница, ощущая его власть над собой.
Разумеется, эта власть была у него всегда. Но сейчас Хелен столкнулась с этим суровым неопровержимым фактом лицом к лицу; вдобавок ситуация усугубляется тем, что она просила Уилла о помощи в общении с полицией. Кажется, что из-за этого все окружающие предметы — пустая тарелка, бокалы, лампа, которую Питер купил на Рождество несколько лет назад, — теперь заряжены отрицательной энергией, точно секретное оружие в чьей-то незримой войне против нее, против них всех.
— Мы чудовища, — доносятся до нее слова сына. — И это плохо.
Уилл улыбается, словно только и ждал, когда ему подбросят столь удачную реплику. Очередная шпилька в адрес Хелен у него наготове.
— Лучше быть тем, кто ты есть, чем вообще ничем. Жить погребенным во лжи — это все равно что лежать в могиле.
Высказавшись, он откидывается на спинку стула. Полный презрения взгляд Хелен не оказывает должного воздействия — с тем же успехом она могла бы посмотреть на него ласково.
Тут, сердито размахивая бутылкой, влетает Питер.
— Что это такое? — спрашивает он у брата.
Уилл прикидывается невинной овечкой:
— Мы что, в шарады играем? Пит, я в замешательстве. Это фильм или книжка? — Он почесывает подбородок. — «Потерянный уикенд»? «Первая кровь»? «Двойник кровососа»?