— Говоря твоим языком, я убил тебя в реке, — заметил Регер. — Ты побежден. Твоя богиня-рептилия отдала тебя мне, — при этом его лицо и глаза оставались спокойными, он говорил без злости или радости.
— Ты убил меня и воскресил, — возразил Казарл. — Ты сохранил меня для стали, как она сохранила тебя.
— Кто — она? Анакир?
— Да, Анакир.
— Если она существует, твоя богиня, и действительно такова, как утверждают твой и ее собственный народы — она есть все, она во всех временах и местах, в этой земле, в этой погоде, во всех людях, в тебе и во мне, — негромко и отчетливо проговорил Регер, — тогда мы более чем виновны, шансарец. Мы портим мир. Мы делаем его плохим и неправильным, а в ответ получаем беды и страдания. Вставай. Пойдем туда, куда, как ты считаешь, мы идем. Даже если твоя философия точна, какое это имеет значение?
Казарл лишь кивнул и довольно твердо встал на ноги. Его драгоценности потускнели, но глаза снова превратились в полированный сверкающий янтарь.
— Зачем дети играют в игры? — спросил он. — И разве хорошо и правильно запрещать им играть, даже если они ушибаются или порой ранят приятелей? Дети должны играть. А почему мы так думаем?
Регер ждал. Казарл вяло указал на запад, вверх по реке. И они пошли вдоль берега на запад, под дождем, меж обугленных останков леса.
Спустя мили и дни после пожара деревья снова сомкнулись над рекой. Лишь иногда показывались вершины гор, которые, казалось, принадлежат не земле, а небу.
В грязных, илистых местечках, оставшихся от реки, удавалось ловить ящериц. Доступная вода оказалась полна солей, и они по большей части надрезали стебли папоротников и пили их кислый млечный сок.
Указателями пути были иногда возникающие горы и свет дня, порой пробивающийся под полог леса.
Без необходимости они не говорили друг другу ни слова, не мерялись выносливостью и скоростью. Они срослись в странном союзе. Словно так было подстроено (если, конечно, в этом не заключался план Анакир), все покинули их, и наконец стало очевидно, что цель существует и они достигнут ее. Несмотря на драку под водой, они не пытались вредить друг другу и не устраивали даже умственных состязаний. Общее жестокое чувство дикости опустилось на них.
В середине дня, предположительно пятнадцатого или шестнадцатого после пожара (а может быть, и позже), Лидиец, идущий впереди, пробился сквозь непрекращающиеся лесные дебри к расчищенному месту, настолько широкому, что его дальний край пропадал из виду. Но это был отнюдь не конец джунглей — вдалеке они снова поднимались к солнечному свету, словно холмы голубого тумана, а над ними нависали призраки гор — с юга, не с севера.
На расчищенном месте стоял город или большая деревня.
Долгое время пробавляясь редким безвкусным мясом и соком папоротников, нетрудно было приписать ее странное появление простому обману зрения.
Здесь обитало таддрийское племя, родственное оттам. Земляные постройки нарастали друг над другом, как соты. На тростниковых крышах стояли резные деревянные птицы, видимо, приносящие удачу. Затем одно из изваяний подняло крыло — это нелетающая курица охраняла свое гнездо. Казалось, городок не имеет никакой связи с джунглями. Люди здесь не глазели на двух путников, а лишь изредка бросали взгляды.
На площади имелся рынок, где они, на удивление, смогли достать еды за деньги.
С одной из сторон площади, не обращая внимания на торговлю, за длинным столом шла традиционная для оттов Мертвая трапеза. На почетном месте сидел забальзамированный труп, одетый в лучшие одежды, и наблюдал за пирующими из-под синих век. Отты пили за мертвого и приглашали проходящих утолить жажду. Регер и Казарл оказались в их числе. Крепкое пиво ударило им в голову. В любом случае ничто из этого не казалось им любопытным или настоящим.
Когда дневной свет начал растворяться в сумерках, на широком куполе небес над равниной показалась алая звезда. Настала первая ночь Застис.
— Все еще огонь, — заметил Казарл.
Они сидели на крыше таверны, под навесом, сплетенным из листьев. Налетевший ночной ветер испытывал навес, заставляя листья трепетать, словно крылья. Они могли бы жить в этом городке долгие годы.
Внизу на площади начали расходиться участники похорон. Появилась фигура Смерти — мужчины, одетого, как женщина, и во всем белом, — чтобы проводить умершего к могиле с шутками и радостными песнями.
Светлая голова Казарла запрокинулась, чтобы лучше разглядеть Звезду.
— Твоя Застис не влияет на таких, как я. Мы не испытываем особой жажды. Любой шансарец скажет тебе то же самое, устремляясь к дверям публичного дома. Нет-нет, столь явное желание — примета Висов.
Регер наблюдал за окончанием погребальной церемонии. Волнение в его крови было не столь уж сильным, но он готовился к нему последние дни, предчувствуя приход этой поры. Он привык сдерживаться или находить заменитель. Бой в реке, хотя и случился давно, был слегка окрашен предвкушением Звезды.
— Застис — это дом, где боги Висов предаются любовным утехам, преданный огню и вечно пылающий в небесах, — заявил Казарл, который уже опьянел. Впрочем, их обоих нельзя было назвать трезвыми. — Или, — продолжал рассуждать шансарец, — Застис — это одна из таинственных летающих колесниц людей Равнин или висских Королей Драконов. Это пылающая магия, неспособная сойти на нет, ее чувственное влияние осыпается на нас, словно алый снег…
— Если тебе хочется женщину, иди и найди, — отрезал Регер.
— Посмотри вон туда, — сказал Казарл и показал через розовеющие в сумерках кровли на другую крышу не так далеко от них. На ней сидели две женщины, одна укладывала волосы другой в прическу. Они сияли в сгущающихся сумерках, ибо, хотя обе женщины имели смуглую кожу, их длинные косы были высветлены. Одна из сидящих заметила, что Казарл смотрит на нее с интересом, улыбнулась сама себе и отвела взгляд. Другая продолжала делать ей прическу, но при этом стала напевать низким приглушенным голосом.
Добраться до тростниковой крыши женщин оказалось легко — все кровли соединялись краями.
Женщины приветствовали их любезно, словно старых друзей семьи. Они оказались очень скромными, даже застенчивыми. Разница диалектов не предполагала долгих обсуждений.
Казарл увлек младшую девушку вниз по лестнице. Регер же улегся со старшей на крыше, в гнезде из тростника, под звездами, которые расправляли крылья и проносились по вечному своду небес.
— Эти люди утверждают, что никогда не ходили ни на север, ни на восток. Им не интересно, что находится за границей джунглей — да, где-то есть море, но кто до него доходил? Лес ловит и ест путешественников, и только призраки возвращаются назад. Моя женщина, всхлипывая от ужаса, рассказывала мне истории об этом и так напугала сама себя, что мне пришлось ее успокаивать.
— И все же в этом городке пользуются монетами, — заметил Регер.