– Ой, мороз, мороз,
Не морозь меня,
Не морозь меня,
Моего коня!
Тут оправившаяся от шока Лайма ударила по клавишам, и Медведь замолчал, как будто его вырубили из сети.
Лайма тем временем честно пыталась исполнить фрагмент из какого-то раннего ноктюрна Фридерика Шопена. Так, как она его помнила по урокам в музыкальной школе. Но от волнения она взяла неверный темп, отчего задуманная великим композитором прекрасная, светлая и умиротворяющая мелодия стала превращаться не то в разухабистую тарантеллу, не то в аморальный чарльстон. Поняв, что ее явно занесло не в ту степь, но не в силах остановиться, Лайма, не прекращая издевательского опыта над Шопеном, умоляюще крикнула:
– Иван, начинай!
Медведь, всегда отличавшийся прекрасной реакцией, тут же взялся за пилу и смычок. По залу пронесся такой долгий, томительный, рвущий душу звук, что застыли все, включая Лайму. Но пока народ приходил в себя от первого потрясения, снова грянул бубен. На сей раз Корнев не уронил его, а просто решил напомнить присутствующим, что на сцене не дуэт, а трио.
Однако Иван, вдохновленный удачным началом, уже не обращал на такие мелочи внимания. Это и был тот самый экспромт, на который Лайма возлагала большие надежды. Медведь играл на пиле с большим воодушевлением, так проникновенно и завораживающе, что через некоторое время почти весь зрительный зал раскачивался в такт чарующей мелодии. Со стороны это напоминало сцену незабываемой встречи бандерлогов с мудрым, но голодным удавом.
Репертуар Ивана был разнообразен. Нон-стоп были сыграны «Светит месяц, светит ясный», «Степь да степь кругом», «Черный ворон», «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина», от которой плакали крутые мужики в партере, «Вот кто-то с горочки спустился». А исполненному на бис бессмертному хиту всех времен и народов «Шумел камыш» зал тихонько подпевал.
Лайма воровато подыгрывала Медведю на фортепиано. Изредка в глубине сцены раздавался грохот бубна, словно напоминание о том, что рядом с прекрасным всегда есть место ужасному. Но на него внимания никто уже не обращал – слишком заворожил публику этот огромный мужик в плавках, извлекающий из своей пилы божественной красоты звуки.
Сцену они покидали под неутихающий рев зала. За кулисами на них набросился возбужденный и всклокоченный Синюков.
– Это триумф! – орал он и лез обниматься.
– Не надо преувеличивать, – сказала Лайма, пытаясь быстренько скрыться в гримерке.
– Вы беспощадны к себе, как все истинные таланты! – не унимался Синюков. – Я такого нигде не видел: сначала неукротимый авангард, потом – торжество истинно народной музыкальной культуры!
Еле отбившись от него, группа «У» заперлась в гримерной.
Некоторое время все сидели молча, потом Корнеев осторожно поинтересовался:
– Ну, и как прошло?
– Если бы ты бубен не уронил, то терпимо, – ответила Лайма. – Это то же самое, что в момент снятия денег с чужого счета уронить на пол ноутбук.
– А мне показалось, все остались довольны, – простодушно заявил Медведь. – Такие были аплодисменты. Жалко только, я через маску зрителей не видел.
– Хотел посмотреть, явилась ли на концерт та женщина с косой? – поинтересовался Корнеев, пришедший неожиданно в хорошее расположение духа.
– Главное, ты пилу видел, – добавила Лайма.
– Я ее чувствовал, – ответил Медведь. – Кроме того, кайф-то какой! Зрители, все чин чином. Обычно-то за пилу мы по пьяному делу брались…
– Лайма, Ивану нужно будет сделать массаж лица. А то его в институте по отметинам от маски расшифруют.
– Нет, но ведь действует! Действует народная мудрость, – прогудел Медведь. – Что самый лучший способ отвлечь внимание от лица – раздеться.
Лайма, избавившись от кокошника, неожиданно тоже развеселилась.
– Итак, господа, – заявила она. – Выступление, которого мы так боялись, состоялось. Мы теперь можем, наплевав на этот музыкальный форум, спокойно выполнять задание. То есть – искать террористов и охранять оставшихся в живых ученых.
– Жень, ты только не забудь положить на место бубен, – напомнил пунктуальный Медведь. – Кстати, я выяснил, что сегодня утром оперативники закончили работать в квартире Полянского. Она теперь стоит пустая. Хотя, наверное, опечатанная.
– Предлагаешь воспользоваться моментом и перед тем, как ехать во владения Шаткова, навестить квартиру Полянского? – спросила Лайма.
– Да что мы там найдем после милиции? – возразил Корнеев, приглаживая усы.
– Мало ли, – пожала плечами Лайма. – Милиция не нацелена на международных террористов. В отличие от нас. Поэтому стоит попробовать.
– На крышу дома можно попасть, перелетев вот отсюда. – Остро отточенный карандаш уперся в точку на карте. – Затем спускаешься с крыши по тросу вниз и проникаешь через окно в квартиру академика. Мы подходим вот здесь, потому что со стороны улицы дом не охраняется. Ты помогаешь нам подняться наверх, и мы вместе тщательно обыскиваем квартиру. Задача, прямо скажем, не такая сложная. Согласны?
Король техники Бамбанга Хендарсо, которому вновь предстоял полет на «летающем крыле», и рыжий виртуоз-взломщик Майкл О`Бреннан промолчали, но всем своим видом дали понять, что согласны со своим командиром.
– Конечно, надеяться на то, что мы обнаружим нечто действительно важное, вряд ли стоит, – продолжал Герлоф Схейл. – Однако мы должны провести эту маленькую операцию с целью удостовериться – эта линия розыска нами отработана полностью. К сожалению, мы не смогли добраться до сейфа Полянского в институте. Теперь поздно, если там что и было, это «что-то» уже перекочевало к его другу Мельченко.
– Или к властям, – развил его мысль О`Бреннан.
– Да, или к властям, что было бы для нас очень плохо. До сих пор, насколько нам известно, ученым удавалось держать все в большом секрете. С какими целями действуют они – неизвестно. Но если дело получит широкую огласку, им заинтересуются государственные органы и возьмут под свой контроль – считайте, что наше движение упустило единственный шанс привести человечество к мировой гармонии.
– Но кабинет в институте и квартиру уже наверняка обыскала полиция, – снова подал голос О`Бреннан. – Так принято во всем мире.
– Думаю, ты прав. Но они вряд ли искали то, что ищем мы. Поэтому шанс у нас есть. Крошечный. Однако он существует. Даже если у Полянского пусто, мы сможем сразу же посетить квартиру Мельченко, она этажом выше.
– Но это принципиально другое развитие операции, – вдруг заговорил Бамбанга Хедрасо.
– Именно, – отчего-то обрадовался Герлоф. – Зато есть элемент внезапности. Мы застанем Мельченко врасплох. В это время он либо спит, либо просто отдыхает. Он дома, он расслаблен и сопротивления не окажет. Мы можем действовать по-разному. Либо ограничиваемся обыском квартиры, отключив на время ученого, либо делаем попытку установить с ним прямой контакт. Предложение нашим руководством сформулировано, и мы вправе его озвучить. Чем мы, в конце концов, рискуем?