— А люди в черном? — спросила Лайма, чья память была нашпигована названиями голливудских блокбастеров. — То есть черные люди? — быстро поправилась она.
— Вот как колдун туда сходил, все и началось, — ответила продавщица.
Она принесла хлеб в целом пакете, зато пачку хлопьев выбрала мятую, со сплющенным боком. Желание продать некондиционный товар по обычной цене не давало ей покоя. Лайма лихорадочно соображала, какой следует задать вопрос, чтобы узнать как можно больше.
— А кто их видел, этих черных людей-то? — наконец созрела она, молясь про себя, чтобы сюда никто случайно не забрел — в самый неподходящий момент.
— Пастух видел, — охотно откликнулась продавщица, радуясь, что Лайма не отвергла мятую пачку. — И шофер видел из местного совхоза.
Продавщица замолчала и принялась складывать покупки в хлипкий мешок с ручками, за который намеревалась содрать с покупательницы два рубля.
— Кстати, меня зовут Лайма. А вас?
— Меня Анжеликой, — скромно потупилась усатая женщина. Было ясно, что собственное имя ей нравится до умопомрачения.
— Послушайте, Анжелика, а что они рассказывают? Пастух и шофер? Что было-то?
— С ними ничего не было. Не дураки ж они, близко не подходили. Насчет пастуха ничего не скажу — какого лешего его ночью в лес понесло… — Лайма вздрогнула. — А шофер, ясное дело, на машине ехал. Комиссия старые делянки проверяла. Ну, заночевали они все на этих делянках. Пили, ясное дело. Шофер по распоряжению сверху повез им провизию, чтоб, значит, ночь не скучно было коротать.
Анжелика вошла во вкус и легла обширной грудью на прилавок. В глазах у нее загорелся азарт прирожденной рассказчицы.
— Вот и видит он, в лесу будто огонек горит. И огонек этот перемещается — снизу вверх. Шофер по тормозам. Вдруг, думает, пожар или еще чего? Вгляделся: в развалинах двигаются люди — все черные, как головешки.
— А что за развалины-то? — спросила Лайма. — Где они?
— Да вот как по дороге идти, справа, — охотно пояснила Анжелика. — Неподалеку от большого дуба с дуплом. Видали, наверное? Санаторий там раньше был. А теперь что ж — они все на Багамы ездят да на Канары, — с удовольствием выговорила она. — Вот санаторий и развалился. Одни стены остались.
Лайма закашлялась. Хорошо, что она ничего не знала об этих развалинах и черных людях раньше. А еще лучше, что она их не видела. Интересно, Анисимов в курсе того, что происходит у него под боком.
— И что? — спросила она шепотом.
— Что, что? Уехал он от греха подальше.
— А пастух? — не отставала Лайма.
— А пастух сразу утек, хотя бабам такого наплел… Что он, дескать, кричал и грозился милицию позвать. Врал, конечно. На самом-то деле он тиканул, его и Нюра, и Акулина видели в окно. Скакал, как подстреленный лошак.
— А эти черные люди за ним не погнались?
— Говорят, они к одному месту привязаны. Не могут они, говорят, из развалин выходить.
— А кто говорит-то?
— Ну, кто, кто? Люди.
— А при чем здесь этот?..
— Кукуба? — напомнила продавщица. — Видели его в тех развалинах еще прежде. И ходил он туда с какой-то книжкой. Раскрыл ее и бормотал, бормотал. Наверное, заклинаний свои читал. Не люблю я ученых мужиков, — искренне призналась она. — Как выучатся, вся жизнь у них наперекос! Одним словом, вредители. Моя бы воля, я б его поймала…
— Еще не поздно, — невинно заметила Лайма.
— Не, мне ни к чему, — тут же остыла Анжелика. — Я же говорила, что не местная, в городе живу… Пусть тутошние парятся.
— Я теперь тутошняя, — напомнила ей Лайма. — И мне как-то не по себе, что по ночам возле поселка всякая ерунда происходит. А участковый в курсе?
— Его в последний раз тут в прошлом году видели, — сообщила Анжелика. — Расследовал дело о похищении петухов. Никого не поймал, кстати. Так что надежды на него никакой.
Лайма с удовольствием обсудила бы с продавщицей и другие вопросы, но тут входная дверь отворилась, и в магазин вошла молодая женщина, одетая и постриженная, как Наталья Варлей в «Кавказской пленнице». Бриджи, клетчатая рубашка, завязанная на поясе, из-под челки сверкают глазищи, жирно подведенные карандашом. Вокруг них кожа заштрихована мелкими морщинками, значит, «комсомолке и красавице» как минимум лет тридцать пять.
— День добрый! — поздоровалась вошедшая всполошенным тоном и несколько раз сказала «Фу-у!», чтобы как следует отдышаться.
— Откуда ж бежите-то? — поинтересовалась Анжелика, переключая свое внимание на новый объект. — Запыхамшись?
— Ниоткуда, — быстро ответила женщина. — Просто я практикую быструю ходьбу. Ради поддержания здоровья.
— А!
— Здрасьте, — поздоровалась вошедшая непосредственно с Лаймой. — Это ведь вы Сашину собаку нашли? — Лайма натянуто улыбнулась. — И как вы не побоялись в лес ночью идти?
Анжелика разинула рот, и Лайма поспешила ответить:
— Я ведь не знала, что у вас в лесу всякая нечисть водится.
— Это точно, — весело ответила женщина. — Надо было его давно засыпать к чертовой матери, стало бы спокойнее.
— Кого? — искренне изумилась Лайма. — Кого засыпать? Кукубу?
— Да ну, вы что! Озеро это дурацкое. От него одни неприятности.
Лайма сделала большие глаза и посмотрела на продавщицу, ожидая, что та разделит ее удивление. Однако Анжелика потупила глазки и шумно засопела. Сплетничать про озеро она отчего-то не желала.
Пришлось срочно восстановить в памяти план. Значит, направо от дуба пойдешь — в развалины попадешь. А налево пойдешь — в болото попадешь. И уж там, за болотом, находится то самое озеро, о котором, видно, и идет речь. Никаких других водоемов в окрестностях нет.
— Кстати, я Лена. Мы с мужем живем в доме, что напротив Анисимова.
Лайма против воли прищурилась. На что, интересно, она намекает? Что дом Анисимова должен быть ей знаком лучше других? Может быть, уже весь поселок знает, что она ночевала у писателя? Безобразие.
— Меня зовут Лайма, — она протянула руку и пожала маленькую ручку соседки. — Очень приятно познакомиться.
— Мне тоже очень приятно. Мы видели, как ваш коттедж приводят в порядок — уборщики приезжали. Так и поняли, что вскоре пожалуют новые хозяева. Я слышала, что Леонид будто бы женат, но… Вы ведь ни разу здесь не появлялись?
— Ни разу, — подтвердила Лайма. — Не сезон был.
— Мне кефир, — распорядилась Лена, тыча пальчиком в стеллажи за широкой спиной продавщицы, — два батона и вон тот йогурт.
— Сахар брать будете? — спросила Анжелика. — А то у меня кончается, привезут только завтра к обеду.