— Быть-то они были, а как ими распоряжались? И потом: один хоть ракеты и делал, зато подлодки плодил в ущерб авиации. При другом вообще началась вакханалия — массовый гипноз, электронно-лучевое оружие, чертовщина всякая.

Медведь вдруг понял, что случайно задел какую-то больную точку в генеральской душе. Но какая странная ассоциативная цепь! История родного края и проблемы в армии. Что-то здесь есть, явно что-то есть.

И Медведь попытался развить успех:

— Алексей Михайлович, а что, район как-то затронули эти проблемы?

Генерал спокойно взглянул на него и сказал:

— Вы правильно поняли. Писать про то, что я вам расскажу, пока не надо, хотя дело прошлое. Может быть, позже. Не потому, что я боюсь. Мне бояться нечего, я перед своей страной чист. А вот перед тем местом, где родился, перед людьми, там жившими, — виноват. Сколько мне еще осталось — не знаю, так что вы один, может, и услышите эту исповедь.

Генерал надолго замолчал, и Медведь испугался, что он передумает. Но он не передумал.

— В 1975 году было принято решение создать лабораторию по изучению снов. Я никогда не верил во всю эту хиромантию, считал, что армия должна воевать при помощи самолетов, танков, кораблей, ракет, а не колдовства и таинственных неисследованных сил. Однако были у нас энтузиасты этого направления, поддерживаемые сверху. Тогда уже руководители страны активно старели и пытались найти способы продления жизни. Вот подобные лаборатории (а их было несколько разного профиля) и выполняли двойную задачу — вроде бы на оборону страны работали, а по сути — на все это престарелое руководство.

И вот некий умник предложил разместить такую лабораторию в Богодуховке. Мол, от Москвы недалеко, но место тихое. Пошли согласования — и я в том числе поставил свою подпись. Хотя подозревал, что там не все чисто — они ведь какими-то излучателями пользовались. В общем, я потом узнал, что в деревне сначала животные начали гибнуть, потом люди. После того как об этом стало известно, эксперименты срочно свернули, а после смерти Генсека эту лавочку вообще прикрыли. За неэффективность и лженаучность.

Безбородов замолчал, глядя в окно. Потрясенный Медведь тоже молчал, переваривая услышанное. Через некоторое время он решился нарушить тишину.

— Скажите, от чего умирали люди?

— От остановки сердца, кровоизлияния в мозг.

— А вы не знаете, куда делась эта лаборатория?

— Понимаете: я не хотел этого знать. Мне было достаточно, что она исчезла навсегда из моей родной деревни. Честно говоря, я начинаю жалеть, что рассказал вам все это. Забудьте. Конечно, за последние двадцать лет многое перестало быть тайной, но кто знает… Зачем вам неприятности?

* * *

Пришлось идти пить кофе — Медведь был слишком взволнован, чтобы начинать новую беседу. Надо было собраться с мыслями и как следует усвоить полученную информацию. Уходя от генерала, он заверил, что непременно зайдет еще раз, когда начнет писать книгу. Тот, в свою очередь, намекнул, что ему есть о чем еще рассказать. Но Иван прекрасно понимал, что Безбородов больше ничего не скажет. Ни ему, ни кому-либо другому. Это был порыв, минутная слабость очень сильного человека. Слишком многое вдруг сошлось — годами вынашиваемое чувство вины, приятный собеседник, разговоры о родной деревне, о детстве, родителях, друзьях, сельчанах.

Ладно, решил Медведь, все-таки надо двигаться дальше. Он и так опаздывал на встречу с человеком, который, как было указано в списке, с 1971 по 1989 год находился на должности первого секретаря Тихорецкого райкома, то есть фактически был первым лицом района.

Бывшее первое лицо очень кстати проживало в Москве, но, похоже, сильно выпивало. Степан Николаевич Ершов встретил Ивана в мятой рубашке и грязных тренировочных штанах. На кухне, куда он провел гостя, было грязно, на столе стояла бутылка какого-то вина, лежали остатки еды.

Медведь уселся на предложенный табурет и брезгливо посмотрел вокруг.

— Что крутишь носом? — Хозяин вел себя вызывающе и агрессивно. — Чего пришел, писатель? Вынюхивать? Демократ хренов!

Медведь решил, что правильным будет дать ему достойный отпор. Глядишь, успокоится.

— Вынюхивать у тебя противно. Все протухло. А сам когда мылся последний раз? До перестройки?

Ершов обалдел от такой наглости и долго думал, что ответить. Но не придумал и решил сменить тактику:

— Садись, выпьем, что ли.

— Да я уже сижу, это ты садись, — Медведь по-хозяйски похлопал рукой по соседнему табурету.

Ершов плюхнулся на него, взял бутылку и стал пить прямо из горлышка. «Этот опустился, а жаль. Как с ним говорить-то?» — размышлял Иван. Но разговор пошел на удивление легко — видно, день у Медведя был такой. Удачный.

Выслушав положенную порцию жалоб на жизнь, соседей, бывшую жену и неблагодарных детей, Медведь задал вопрос прямо:

— Слушай, военные мне рассказали, что у тебя в районе, в деревне Богодуховке, какая-то лаборатория секретная была, сны исследовала. Помнишь?

— А ты кто, шпион? — пьяненько засмеялся Ершов.

— Сказал же — книжку пишу. Про ваш район и его роль в повышении обороноспособности страны. Про тебя напишу, как ты там командовал, как при тебе людям хорошо жилось.

— Правда, напишешь? — Голос бывшего первого секретаря вдруг стал слезливым.

— Правда.

— Ведь столько лет я положил на это дело. Ночей не спал, инфаркт нажил. То посевная, то уборочная. Жилье строй, клубы ремонтируй, газ проводи. И все я один!

— А тут еще эти военные…

— Да они достали тогда с этой лабораторией. «Объект Б-44» — так она называлась во всех бумагах. Строили сами, охраняли сами, а так все на мне было — обеспечивай их! Транспорт нужен внеплановый — опять мне звонят. Однажды пожар у них случился — потушили. Мне тогда один чудик с перепугу и рассказал, чем они там занимаются. А то ведь я тоже не знал. Объект и объект. Секретный, военный — и все, больше знать не положено было по чину.

— Ты же первое лицо?

— Так что из того? Наверное, областное начальство было в курсе, а я — только в общих чертах. Люди тоже спрашивали поначалу: кто, что? Им говорили — закрытый объект, ходить туда нельзя, охрана. Ну, и перестали спрашивать. Народ у нас сам знаешь — тихий, покорный. А охрана там была всякая — и в форме, и в штатском.

На столе образовалась еще одна бутылка, теперь уже водки, и Медведь понял, что спрашивать нужно быстрее, пока Ершов не свалился под стол. Стало не до церемоний, и Иван ультимативно потребовал:

— Что с людьми происходило? Почему умирали?

— Да не знаю я. Только военные потом быстренько убрались. А то в деревне каждую неделю кого-то хоронили. Почему-то молодые больше умирали. Уже и слухи по району пошли: мол, нехорошее место — Богодуховка. А как военные уехали — все и прекратилось. Если бы не уехали, то через год и Богодуховки бы не стало.