Олигарх находился в прокуратуре несколько часов. А в это время на Московской бирже началась паника. Рубль рухнул сразу на много пунктов, акции компаний Алентовича начали стремительное движение вниз, стоимость акций Нижнебайкальского комбината в течение одного дня сразу же обвалилась на пятнадцать процентов, когда в половине шестого вечера Семен Борисович уезжал из прокуратуры, по всему городу, а затем по всей стране в обменных пунктах валюты начали менять ценники.
В своем офисе его ждал Шустер. Как только они остались в кабинете вдвоем, банкир закричал:
— Вы что, все рехнулись, Семен!
— Не ори, — огрызнулся Алентович, — здесь наверняка уже слушают.
— Пошли они к чертовой матери! — тонким фальцетом завизжал Шустер. — И ты тоже. Как вы могли так глупо подставиться? Ты понимаешь, что происходит? Мы с трудом собираем акции, чтобы выкупить контрольный пакет, а твой помощник в это время заказывает убийство директора комбината. Кто теперь даст за наши акции хотя бы сто долларов? И вообще, кому они теперь нужны?
— Тебя интересуют только деньги! — закричал в свою очередь Алентович.
— Не притворяйся, будто ты ничего не знаешь. Хватит думать только о том, как безопасно набивать карманы. Иногда за свои деньги надо драться.
— Это не наши деньги, — разозлился банкир, — но мы теряем их на твоем идиотизме. Решил стать самым главным в стране, отнять бизнес у Жуковского? Тебе все мало?
— Мало, — рявкнул Алентович. — И ты сам лучше меня знаешь: если мы остановимся, нас сожрут. Нужно драться за свои деньги. Думаешь, если у тебя есть банк, то тебя не тронут? Да если они захотят, то сотрут тебя в порошок за несколько дней. Обанкротят к чертовой матери твой банк, и ты ничего не сможешь сделать. Неужели не понимаешь, что нас подставили? Специально все сделали, чтобы выйти на моего помощника. Думаешь, это наша милиция нашла убийцу? Или ФСБ? С чего бы они стали такими умелыми? Раньше никогда никого не находили, а тут сразу нашли. Нашли, потому что нужно было, потому что им приказали найти.
— Про Роговицына тебе и Петровский говорил, — напомнил Шустер, — нужно было его сразу выгнать.
— Вот Петровский им, наверное, и помог, — недовольно поморщился Алентович. — Тот еще хитрец, вечно себе на уме.
— Я ему вчера дозвонился, — сообщил Шустер, — он в больнице, в реанимации. У него с сердцем проблемы.
— Раньше у него таких проблем не было, — рассудительно отозвался Алентович, — здоров был как бык. А сейчас проблемы появились. Как-то уж очень кстати он заболел.
— Ты думаешь, что он нас подставил? — испугался Шустер.
Алентович отмахнулся и, наконец пройдя к своему столу, опустился в кресло. Тяжело вздохнул: — Один он не сумел бы провести такую игру против нас. Никогда не сумел бы. И не посмел бы. Он знает, что мы можем просто в прах его превратить. Но я тебе уже говорил, что за ним кто-то стоит. Необходимо проверить все его связи. Посмотреть, с кем он пытается договориться.
— А с Жуковским как быть? — напомнил Шустер, усаживаясь в кресло, стоявшее напротив.
— Никак. Он сейчас больше нас паникует. Его акции теперь гроши стоят. Вместо трехсот миллионов долларов за его комбинат сейчас и половины не дадут. Еще немного, и они объявят себя банкротами. Без нашей помощи.
Шустер покачал головой:
— А ты не думаешь, что и мы потеряем деньги? Если они объявят о банкротстве без нашего участия и возьмут под свой контроль производство или передадут его американцам, мы потеряем все. Пятнадцать процентов акций, которые мы купили, превратятся в обычную туалетную бумагу. А может случиться и еще хуже. Комбинат обанкротить не дадут, но работать ему тоже не дадут. Тогда наши акции будут стоить не как туалетная бумага, а еще дешевле.
— У тебя сегодня какой-то пессимистический настрой, — отмахнулся Алентович. — Можно подумать, что это ты просидел три часа в прокуратуре и это твоего помощника арестовали…
— Ему можно как-то помочь? — поинтересовался банкир.
— Мы уже наняли лучших адвокатов, — мрачно сообщил Алентович. Затем позвонил секретарю и попросил принести коньяк.
— Какой коньяк? — испугалась секретарь. Ее шеф никогда не пил на работе. Семен Борисович вообще исповедовал трезвый образ жизни.
— Любой, — рявкнул Алентович, — посмотри, что у нас там есть в баре. Любой хороший коньяк. И нарежь лимоны.
— Лимоны с коньяком — это плебейство, — заметил Шустер. — Во Франции мне говорили, что это варварство так портить коньяк.
— Насчет плебейства ты не прав, — возразил начитанный Алентович. — Заедать коньяк лимоном любил император Николай Второй, а его уж никак не назовешь плебеем. Хотя насчет варварского вкуса я готов с тобой согласиться. — Семен Борисович снова вызвал секретаря. — И принеси нам коробку шоколада, — приказал он.
— Так что ты думаешь делать? — поинтересовался банкир.
— Нужно звонить Климентьеву, — ответил олигарх. — У нас нет другого выхода. Нужно звонить или ему, или премьеру.
— Может, нашему другу вице-премьеру?
— Он пустое место, — отмахнулся Алентович, — ничего не знает и не умеет. Не сумел даже нас предупредить обо всем. Кому он такой нужен? Я думаю, его скоро уберут. Если и мы его перестанем поддерживать, то у него не будет вообще никаких шансов.
— Может, поговорить с Петровским? — предложил Шустер.
— Ты же говоришь, что он умирает.
— Я сказал, что он в реанимации.
— Вот пусть там и лежит. Он нам не нужен. Не наш масштаб. Давай лучше подумаем, что мы можем дать Климентьеву. Придется торговаться.
— Он потребует поддержки на выборах, — вздохнул Шустер.
— Можно подумать, что мы ему отказали бы. Что еще?
— Долю в наших проектах, — подсказал банкир.
— Нам все равно придется делиться. А насчет Жуковского он нас поддержит. Они еще больше не любят Глеба Моисеевича, чем мы с тобой.
— И скажи ему насчет твоего помощника, — напомнил Шустер.
— Значит, я ему звоню? — поднял трубку аппарата правительственной связи Алентович.
— Звони, — согласился банкир.
Испуганная секретарь внесла на подносе бутылку французского коньяка, коробку конфет, тарелку с нарезанным лимоном. Расставила все на столике. Алентович дождался, когда она выйдет, и только после этого набрал номер. Несмотря на все могущество, деньги и связи олигарха у него не было «вертушки», которая связывала бы его напрямую с Климентьевым. Семену Борисовичу пришлось звонить в приемную и унизительно долго ждать, когда наконец его соединят с руководителем президентской администрации.