То ли я себя все-таки выдала, то ли он почувствовал опасность, но он сказал:
– Я поклянусь чем угодно, что ничего не знаю об этом.
– Ты сказал, что утратил честь, – напомнил Адайр. – Мужчине без чести нечем клясться.
– Довольно, – оборвал их Дойл. – Никаких склок между собой, в особенности перед людьми.
– Дойл прав. Обсудим это позже. – Я подняла взгляд на Дойла и спросила: – Ты можешь снять чары, чтобы они не перебросились с нас на полицейских?
– Да.
– Ну так действуй.
– Ты разозлилась, – удивился Гален.
– Мне уже надоел тот, кто все это проделывает. Я устала от этих игр.
– В чем-то это хороший знак, – заметил Дойл.
Я уставилась на него:
– Что ты имеешь в виду?
– Похоже, что убийца боится человеческой полиции, боится, что люди сумеют его найти. – Он засунул перчатки в карман и откинул с меня капюшон. Холодный воздух хлестнул по лицу, и я вздрогнула.
– Боюсь, что тебе станет еще холоднее, пока я не закончу.
Я кивнула.
– Убери с меня эту гадость, и я согреюсь.
Он распахнул мой плащ. Холод рванулся под полы, крадя сбереженное мехом тепло. Я изо всех сил старалась не дрожать, пока он вел вдоль меня руками, не притрагиваясь даже к одежде. Его сила трепетала над моей аурой, и казалось, что он что-то с меня соскребает, а может, смахивает, как мелких насекомых.
Он поднял руки кверху, сложив ладони ковшиком. В ладонях вспыхнуло едко-зеленое пламя. То самое причиняющее нестерпимую боль пламя, которое как-то пожирало тело человека у меня на глазах. Оно могло убить смертного или довести бессмертного до безумия жуткой болью. Сейчас Дойл воспользовался им, чтобы уничтожить прилипшее ко мне заклинание.
Из-за спины прозвучал голос Риса:
– Что тут у вас? – Он держал пистолет в руке, но руку опустил вниз, так что полицейским, наверное, не было видно оружия. Рис разглядел зеленый огонь и спросил с новым беспокойством: – Так, что я пропустил?
Гален ответил ему:
– Кто-то наложил чары на Мерри.
– На двоих, обладавших примесью человеческой крови, – поправил Холод.
– Оно перешло бы на полицейских, – прибавил Дойл. Зеленый огонь угас, и ночь сделалась чуть темнее. Дойл повернулся к Бидди, обмякшей в руках Никки. – Отпусти ее, Никка.
– Она упадет...
– На колени и в снег. Ей не будет больно. – Тон Дойла был поразительно мягким.
Никка не мог решиться. Его крылья распахнулись и сомкнулись снова.
– Все хорошо, Никка, – тихо, слегка неровно проговорила Бидди. – Дойл мне поможет.
Готорн подошел к ним и мягко вынул Бидди из рук Никки.
– Пусть капитан поможет твоей леди.
Никка позволил оттащить себя, но когда Бидди повалилась в снег, рванулся ей на помощь, и только Готорн и Адайр, стоявшие по бокам, не дали ему подхватить ее еще до того, как ее колени коснулись сугроба.
Рис присвистнул.
– Для наших славных полисменов это плохо бы кончилось.
– Да, – подтвердил Дойл, становясь в снег коленями. Полы длинного плаща разметались черным облаком на снежной белизне. Он провел руками вдоль Бидди, как прежде вдоль меня, но на уровне живота приостановился.
– Кто-то сумел наложить чары, когда на ней столько металла... – Он покачал головой: – Это говорит о большой силе.
– Или о смешанной крови, – заметила я. – Те, у кого в жилах есть кровь брауни, людей или еще одной-двух разновидностей живых существ, могут лучше управляться с металлами к магией, чек чистокровные сидхе.
У него дернулся уголок рта.
– Спасибо за напоминание, ты совершенно права.
– Ты можешь проследить чары до их создателя? – спросила я.
Дойл наклонил голову набок, как это делают озадаченные чем-то собаки.
– Да. – Его руки замерли над телом Бидди. – Я могу их просто снять, но если я добавлю к ним собственной силы, я заставлю их полететь обратно к чародею.
– То есть ты не просто увидишь след заклятия, а само заклятие полетит к своему создателю? – спросил Рис.
– Да.
– У тебя такое давно не получалось, – сказал Холод.
– Теперь получится, – ответил Дойл. – Я чувствую это сердцем, руками, всем нутром. Мне нужно только снять заклинание и добавить к нему своей магии в момент, когда оно освободится. За ним придется бежать, чтобы не выпускать из виду, но у меня получится.
– Кто пойдет с тобой? – спросил Холод. – Я должен остаться с принцессой.
– Согласен.
– Я пойду, – сказал Усна. – Ни одна собака не обгонит кота.
Дойл свирепо ухмыльнулся ему в лицо:
– Решено.
– Я тоже пойду. – Это сказала Кабодуа, когда-то богиня войны, сейчас – ренегат гвардии Кела. На ней был плащ из черных перьев, и ее тонкие черные волосы сливались с плащом, а если смотреть на нее искоса, уголком глаза, волосы тоже представлялись перьями. Она была Кабодуа, черная ворона войны, и хоть сила ее измельчала, она одна из немногих при дворах сохранила прежнее имя. По слухам, Кел не слишком ее обижал – потому что боялся. Догмэлу, что, закованная в броню, стояла рядом с ней, прозвали собачкой Кела, потому что ей доставались все мерзкие поручения, какие он только мог придумать. Она публично отказала ему в сексе, и он ей этого не простил. Кабодуа сделала то же самое, но не слишком пострадала. Что-то в ней, стоявшей в снегу – сплошная чернота и перья, окруженные аурой... мощи, наверное, – было такое, что мужчина и похрабрее Кела сильно бы задумался.
– Думаешь, угонишься за нами, птичка? – ухмыльнулся Усна.
Она одарила его улыбкой, способной заморозить чье угодно веселье.
– Не беспокойся обо мне, киска, не я буду тащиться позади.
Усна рыкнул по-кошачьи:
– Помни, кто здесь хищник, птичка!
Ее улыбка стала шире, глаза наполнились свирепой радостью.
– Я, – заявила она.
– Мы все, – отрезал Дойл. – Сбереги ее, Холод.
– Не беспокойся.
– О, на меня не смотрите, – взмахнул руками Рис. – Мне не угнаться за вашей погоней, и, видимо, безопасность принцессы мне тоже нельзя доверить.
– Помоги ей в разговоре с людьми, Рис. – Дойл бросил взгляд на Усну и Кабодуа. – Готовы?
– Да, – сказала Кабодуа.
– Всегда готов, – ухмыльнулся Усна.