Он попытался думать о собственных детях, которые мирно спали в своих кроватках. Потом о деньгах на хозяйство, которые его жена хранила на полке над плитой в сливочнике, и о свежем влажном запахе рубашек, которые она гладила ему каждое утро. Он давным-давно должен был забыть картинки, приколотые к стенам комнаты маленькой девочки, и не вспоминать, какой формы и цвета был синяк, наливающийся под глазом у ее матери.
До него донеслось тарахтение: приближался фургон молочника. На другой стороне улицы, у бывшего дома Оливейры, трава, которую подстригал Хеннесси, успела вымахать заново и уже была высотой до середины бедра. Фургон затормозил у обочины, и до Хеннесси донеслось позвякивание бутылок: молочник принялся выгружать свой товар. Хотелось одного: чтобы все было как раньше. Он ни о чем больше не просил.
Подошедший молочник напугал его.
— Как поживаете? — спросил он, будто Хеннесси каждый день выходил из дома ни свет ни заря, чтобы встретить его фургон.
— Холодно что-то, — ответил Джо и вдруг понял, что закоченел. Погода переменилась, а он был в рубахе с короткими рукавами и брюках.
— Две кварты молока и творог? — уточнил молочник.
Хеннесси кивнул, хотя представления не имел, что заказывала Эллен. Молочник передал ему бутылки и коробку с творогом.
— Всего доброго, — попрощался он и, захватив металлическую корзину, уселся в кабину и медленно тронулся с места, поскольку ехать ему предстояло совсем недалеко, до участка Шапиро.
Если не будет никакого знака, загадал Хеннесси, стало быть, все останется как прежде. Я уберу молоко в холодильник, вернусь в постель и буду жить с уверенностью, что моим ребятишкам ничего не грозит, когда они играют на улице. Я буду каждое утро есть на завтрак яичницу и никогда больше ни о чем не попрошу. Только пусть все будет как раньше, взмолился он про себя, но было уже слишком поздно. Он хотел стать детективом, и он им стал — и теперь никак не мог отделаться от мыслей о работе и обо всем, что вынужденно узнал на ней.
И тут он сделал огромную ошибку. Надо было развернуться и уйти в дом, а он вместо этого взглянул на небо, где догорали последние звезды, и они поманили его к себе, как других манят бриллианты. Он покосился на восток, чтобы посмотреть, встает ли уже солнце, и увидел на крыше дома Оливейры женщину. Она чистила водосточный желоб, не замечая ничего вокруг, и Хеннесси понял, что опоздал с зароками. Он уже о чем-то попросил, и случилось то, что происходит всегда, когда получаешь желаемое. Ему захотелось большего.
К половине восьмого в воздухе пахло кофе и тостами, гремели крышки железных ящиков, где молочник оставлял свой товар, ревели, прогреваясь, двигатели машин: отцы семейств во всем квартале собирались ехать на работу. Очень скоро дома пустели: оставались лишь матери с малышами, которые только-только начинали учиться ходить, и грудными младенцами. Стайки ребят постарше к восьми пятнадцати начинали стекаться к школе: впереди мальчишки в новеньких брюках из твила и клетчатых рубашках, время от времени обмениваясь тумаками и устраивая потасовки на газонах, следом девочки с аккуратно заплетенными косичками и в гольфах, натянутых на коленки.
Билли Силк провожал их взглядом с крыльца своего дома. Он до сих пор был в пижаме и босиком. Мама спала, но малыш Джеймс проснулся в шесть, Билли сунул ему бутылочку с соком, и тот сонно зачмокал в своей кроватке. Мистер Поппер увязался за Билли на улицу и теперь сидел рядышком, вылизывая лапу и не обращая на мальчика ни малейшего внимания. Билли потрепал кота по шерсти, тот выгнул спину дугой, но своего занятия не прекратил и даже не покосился в сторону хозяина. Билли поймал себя на том, что скучает по Везунчику. По утрам, когда все остальные еще спали, Билли прокрадывался к холодильнику, доставал оттуда морковку и просовывал ее сквозь прутья кроличьей клетки. Везунчик неизменно отвечал мальчику благодарным взглядом и позволял погладить себя через решетку, а сам довольно барабанил лапами по полу клетки.
Утро выдалось прохладное, и Билли Силк пожалел, что не надел тапки. Он грыз черствое печенье, а до этого выпил бутылочку шоколадного молока, стоя перед открытым холодильником. Если он не насытится печеньем, можно будет съесть один из зеленых помидоров, которые мама положила дозревать на подоконник. Билли обнаружил, что в последнее время поглощает еду в чудовищных количествах. Мама притворялась, будто сидит на диете, хотя все видели, что никакая диета ей не нужна, и он сделал вывод, что у них кончаются деньги. Каждый день Билли давал себе слово не есть так много, но ни разу не сдержал его, в то время как мама питалась исключительно черным кофе, подслащенными половинками грейпфрута и снятым молоком.
Нора ни за что не призналась бы в этом, но Билли знал, что с каждым днем она обнаруживает в доме все новые и новые недостатки. Гараж оккупировало семейство белок, холодильник барахлил, так что иной раз молоко скисало, а иной раз яйца замерзали прямо в скорлупках. В дождь раковина в ванной заполнялась водой, а как-то раз они обнаружили в подвале ужа. Нора упрямо твердила, что все у них в полном порядке, а если и не совсем в порядке, то скоро будет. Она принялась распространять по телефону подписку на журналы и устроилась маникюршей в «Арманд», салон красоты при супермаркете. Последние несколько дней Нора тренировалась на себе, так что весь дом пропах ацетоном, а Билли находил пилки для ногтей то на кухонном столе, то между диванными подушками. Но если у них все так прекрасно, то почему она питается кофе с грейпфрутами и почему никто из соседей до сих пор не сказал им ни единого слова?
Ссутулившись, Билли проводил взглядом последних школьников. У каждого из них была с собой специальная сумка для завтрака. Билли знал, что Нора собрала ему завтрак еще с вечера, на случай, если проспит, и сложила сэндвич и апельсин в небольшой пакет из коричневой бумаги. Ему вспомнился отцовский фокус с исчезновением, когда от него оставалась только одежда: интересно, передаются ли такие способности по наследству? Он почти верил, что превращается в невидимку, ощущал какое-то шевеление внутри.
Пока Билли дожевывал последнее печенье, из соседского дома показался Эйс Маккарти. На нем была белая рубашка, которую его мать отгладила, пока он завтракал, и черные брюки, которые он клятвенно пообещал Святому выбросить, потому что они были в обтяжку. Остановившись на дорожке, он вытащил из пачки сигарету.
— Здорово, — кивнул он Билли Силку с другой стороны газона.
Билли уставился на Эйса и продолжил грызть печенье. Эйс собирался зайти за Дэнни Шапиро, чтобы вдвоем идти в школу, но вместо этого двинулся через лужайку. За ночь на траве выпала роса, и его черные сапоги покрылись крохотными капельками.
— Вот черт, — выругался Эйс, заметив, что вымочил сапоги. Он остановился перед Билли и закурил, одним глазом посматривая в сторону дома, чтобы мать, если ей вздумается выглянуть из окна, не застукала его за курением, — Ты здесь живешь? — спросил он.
Билли кивнул и поджал пальцы на ногах.
Эйс ткнул дымящейся сигаретой в сторону Билли и задумчиво прищурился.