— Ах ты, господи, — запричитала Дорожкина, — жалко-то как…
— А что вы хотели?
— Да вот письмо от внучка получила. А очки опять куда-то запропастились, будь они неладны.
Орешкин слегка обалдел. Повторялся разговор недельной давности. Причем слово в слово.
— Так давайте я почитаю.
— Ой, почитай, милок, почитай…
Они прошли в комнату. Антонина Карловна начала усаживаться кресло. «Сейчас вспомнит, что плиту не выключила», — подумал Ромка.
— Батюшки, я же плиту не выключила, — вспомнила Дорожкина. Кряхтя и охая, бабка начала вставать…
— Да я схожу, выключу, — предложил Орешкин.
— Нет, нет, милок. — Я уж лучше сама…
«А вдруг у меня крыша поехала?» — пронеслось в голове у Ромки. Он быстро распечатал конверт и немного успокоился. В конверте лежало не письмо — как тогда, а открытка. В ней было всего три строчки:
«Поздравляю! Желаю побольше прикалываться и поменьше обламываться!
ЦДТР»
Ромка посмотрел на конверт. Открытка была адресована лично ему, Орешкину. Обратного адреса не было.
В прихожей раздались шаркающие шаги. Старуха Дорожкина вошла в комнату и снова начала усаживаться в кресло.
— Ну чего там мой внучек пишет? — усевшись, спросила она.
— Антонина Карловна, это не вам письмо.
— Ась? — приставила Дорожкина ладонь к уху.
— Я говорю: не вам письмо! — прокричал Ромка.
Старушка растерянно заморгала:
— А кому же?
— Мне.
— Тебе, милок?
Орешкин кивнул.
— Ах-ах-ах, — заахала Дорожкина. — Видать, мой ключик и к вашему ящичку подходит. И я сослепу в него залезла.
— Выходит, так, — рассеянно ответил Ромка, думая об открытке — что еще за ЦДТР ее прислал?..
Снова начинала раскручиваться непонятная история.
Когда старуха Дорожкина ушла, Ромка вновь перечитал странную открытку. С чем, интересно, его поздравляют?.. День рождения у него прошел. Именины тоже… И кто же такой — ЦДТР?..
«Эх, Димыча бы сюда», — подумал Орешкин, как думал он обычно, когда сталкивался с чем-то необычным.
Снова затрезвонил звонок. На сей раз телефонный.
Ромка схватил трубку, ни на секунду не, сомневаясь, что звонит Молодцов.
— Димыч, — закричал он, — ты?
— Я, — раздался в ответ удивленный голос, — а откуда ты узнал?
— От верблюда, — засмеялся Ромка. — Небось из «Боинга» звонишь?..
— Да из какого там «Боинга», — тоже засмеялся Молодцов. — Мы с отцом опять никуда не полетели.
— Почему?
— Папаше поручили срочно расследовать одно дело. Сегодня из Кунсткамеры мамонта сперли.
— Мамонта?
— Ну то есть чучело мамонта. Подогнали ночью к музею фуру, погрузили мамонта и увезли в неизвестном направлении.
— А кому могло понадобиться чучело? Я еще понимаю, если б мамонт живой был…
— В этом и загадка. Странная кража получается. Папаша с Чайниковым уже погнали в музей. Давай, Орех, и мы туда сгоняем.
— Давай.
— Тогда заскакивай ко мне. Пока.
Ромкин взгляд упал на открытку.
— Димыч, Димыч!.. — закричал он в трубку. — Лучше ты ко мне заходи. Тут опять непонятное письмо пришло.
— Стебаешься, что ли?..
— Нет, правда. Даже не письмо, а открытка.
— И кому на этот раз?
— Мне.
— Тебе?
— Да. И не ясно, от кого. Сейчас я тебе прочту. — Орешкин прочел.
— А-а, — разочарованно протянул Димка, — я-то думал, действительно что-то необычное. Это тебе Соломатина из Гусь-Франковска прислала.
— Лика?
— Ну да. Она тебя поздравила с успешным окончанием нашего расследования.
— А откуда она узнала?
— Так я звонил в Гусь-Франковск. Катьке. И все ей рассказал. Мы с ней три часа трепались. Представляю мамашино лицо, когда телефонный счет придет.
Но Орешкину было не до лица Димкиной матери.
— Димыч, — с замиранием сердца спросил он, — а ты с Ликой не разговаривал?
— Разговаривал.
— Обо мне?
— Ну а о ком же еще?
— Она на меня еще сердится?
— Нет, не сердится. Я ей рассказал, как все на самом деле было. Что это Акулова первой полезла целоваться. И тебе поневоле пришлось отвечать на поцелуй, чтоб не оскорбить ее женские чувства… Ведь так же, Орех?
— Да, — согласился Ромка, — именно так.
— Соломатина во все это врубилась и сразу же тебя простила. Позвони ей, она ждет твоего звонка.
— Ой, нет, — испугался Орешкин. — Я боюсь. Вдруг она меня снова отошьет.
— Ромыч, не веди себя как описавшийся от страха первоклашка, — сурово сказал Димка. — Давай звони прямо сейчас. А после заскакивай ко мне. Пойдем мамонта искать.
Молодцов бросил трубку. Ромка дрожащей рукой набрал код Гусь-Франковска, а затем номер своей бабушки Светы.
— Алло, — сказала Лика.
Сердце у Орешкина оборвалось. Во рту пересохло.
— Лика, — чуть слышно произнес он, — это я.
— Алло, говорите громче.
— Лика, это я, — громче сказал Ромка.
— Рома, это ты?
— Да, я.
Наступило молчание.
— Ну как у тебя дела? — наконец спросила Лика.
— В порядке, — ответил Ромка. — А у тебя?
— И у меня в порядке…
Снова помолчали. Орешкин вдруг решился.
— Лика, — выпалил он, — прости меня.
— Я уже тебя простила, Рома. Мне Дима Молодцов все рассказал. Ты вел себя как настоящий мужчина.
— Правда?! — обрадовался Ромка. — И ты на меня больше не сердишься?
— Не сержусь. Приезжай сюда. Я тебя жду.
— Мы тебя ждем! — неожиданно возник в трубке голос Катьки.
— Ты получил мою открытку? — спросила Лика.
— Да, получил. — Орешкин немного помолчал. — Лика…
— Да?
У Ромки опять во рту пересохло:
— Ты… ты меня любишь?..
— Мой ответ на семнадцатой странице, — засмеялась Лика. — В общем, приезжай.
— Приеду, — пообещал Ромка. — Как только найдем с Димычем мамонта, так сразу и приему.