– А что, ты бы оставил меня в покое, если бы знал?
– Нет, – честно ответил он, спустив вниз одеяло, прикрывавшее ее тело.
– Тогда в чем дело? – Она постаралась не обращать внимания на жар, оживавший у нее внутри от легких прикосновений его пальцев к ее груди. – Я выполнила условия сделки.
– Эта сделка понадобилась, чтобы отвоевать тебя у Фартинга.
– Вряд ли это ее оправдывает. Так или иначе, но я здесь и проведу эту ночь с тобой.
– Не только эту ночь, Шайн. Теперь ты моя.
Его слова и тон отозвались в ее душе ликованием, но Шайн Катриона подавила это чувство. Она не позволяла себе даже думать о том, хочет она этого или нет, и что он имеет в виду: жену или любовницу. Все это не имело значения. Когда она бежала из родного дома, она поклялась, что отомстит убийцам своего отца и вернет все, что было украдено у нее и близнецов. Ничто не могло помешать этой цели, даже красивый рыжеволосый мужчина, от одного прикосновения которого ее кровь загоралась.
Гэмел склонил голову и запечатлел по нежному поцелую на каждой из затвердевших маковок ее груди.
– Ты моя, Шайн Катриона. Признай это. Вслух, – велел он, обхватив ее лицо ладонями.
Она медлила, глядя на него. Несмотря на его командный тон, в глубине его сверкающих зеленых глаз притаилось что-то похожее на отчаяние.
Интуитивно она знала, что он прав. Признать это не значит пообещать ему, что она останется с ним. Тем самым она просто одобрит связь, которая возникла между ними. И которая будет всегда, кто бы и что бы ни стояло между ними.
– Да, – сказала она. – Я твоя.
Она ощутила дрожь, пронзившую его тело, когда Гэмел сжал ее в объятиях и пылко поцеловал. Ее признание явно имело для него большое значение, но что стояло за столь бурным проявлением эмоций, она не знала. Возможно, это был инстинкт собственника или гордость от одержанной победы. Почему-то эта мысль опечалила девушку.
К тому же она чувствовала себя немного виноватой. Гэмел явно решил, что она согласилась остаться с ним. Но она знала, что на рассвете покинет его, как бы мучительно это ни было для нее. Оставалось только надеяться, что он слишком горд или слишком занят, чтобы броситься в погоню.
Гэмел снова занялся с ней любовью. Они по-прежнему испытывали яростную потребность друг в друге, но Шайн Катриона чувствовала, что Гэмел сдерживает свою страсть. Она же, предчувствуя скорую разлуку, самозабвенно отдавалась своим чувствам и льнула к нему, вскрикивая от наслаждения.
– Почему ты остаешься с Фартингом? – поинтересовался Гэмел чуть позже. – Он не тот мужчина, который нужен тебе.
– Любовь не сводится к тому, что болтается у мужчины между ног.
Пальцы Гэмела сжались, крепче обхватив кубок с вином.
– Ты не любишь его.
Шайн Катриона, свернувшаяся у него под боком, слегка отодвинулась.
– С чего ты взял?
– Ты не можешь любить его, иначе ты никогда бы не сказала, что ты моя, и не чувствовала бы то, что чувствовала.
– Откуда ты знаешь, что я чувствовала? Я сама этого не знаю. Ты даже не дал мне времени подумать.
Гэмел обнял ее за шею и крепко поцеловал.
– Вот что ты чувствуешь ко мне?
– Огонь, страсть, не поддающуюся рассудку. Страх.
– Страх? – Он резко отстранился от нее. – Только не говори, что ты боишься меня.
– А почему бы нет? Я была девственницей, неопытной в делах любви. И вдруг появляется мужчина, который зажигает во мне пламя и возбуждает эмоции, о которых я мало что знаю и еще меньше понимаю. Конечно, я боюсь тебя, как боялась бы любая девушка. Ты сделал из меня женщину без всякого ухаживания и подготовки.
– Независимо от того, как ты оказалась в моей постели, я был не способен ни на то, ни на другое. – Сделав глоток вина, он отставил кубок в сторону и притянул ее в свои объятия. – Я никогда не испытывал такого сильного желания. Тут уж было не до ухаживаний. Признаться, я едва удержался от изнасилования.
– Слабое утешение.
– Шайн, этого не надо бояться. Этому надо радоваться. У меня было немало женщин, возможно, больше, чем следовало бы, но я никогда не испытывал ничего подобного.
– Земной рай.
– Что?
– Фартинг уверяет, что это рай на земле. – Упоминание о Фартинге явно не доставило Гэмелу удовольствия.
– Давно ты с ним?
– Шесть лет.
– Выходит, ты была совсем маленькой, когда попала к нему. Сколько тебе было? Десять лет? Одиннадцать?
– Двенадцать. Я была ребенком и нуждалась в ком-то, кто позаботился бы обо мне и братьях.
– По-твоему, это забота, что он научил тебя воровать?
– Воровство и фокусы были ремеслом, которым он владел в совершенстве, и он поделился им с нами.
– Он и с мечом умеет управляться. Сам видел.
– Ну и что? Ему пришлось бы продавать свои услуги. Разве он мог взять нас с собой, поступив на службу к какому-нибудь лорду? Участь наемника нелегка, да и жалованье, даже заслуженное, не всегда выплачивается. Не говоря уже о риске. Все эти годы Фартинг заботился обо мне и близнецах, кормил нас, защищал. И я никогда не стану осуждать образ его жизни, которую он разделил с нами охотно и по доброте душевной. Я люблю его. Это правда. Можешь сколько угодно хмуриться, сверкать глазами и браниться, если тебе от этого легче, – добавила Катриона, когда Гэмел начал делать именно то, что она сказала. – Но это ничего не изменит.
– Ну и люби его, будь он неладен. – Он опрокинул ее на спину и навис сверху. – Можешь любить его, но это не изменит того факта, что ты моя. Моя, Шайн.
– Твоя, – прошептала Шайн Катриона несколько часов спустя, стоя у постели спящего Гэмела.
Все ее тело приятно ныло, напоминая о пережитом наслаждении. Нелегко было покинуть его объятия, еще труднее было одеваться в слабом отблеске приближающегося рассвета. Наверняка ее поступок утвердит Гэмела во мнении, что все, что она говорила, – ложь. От этой мысли Шайн Катриона чуть не заплакала. Ей было больно думать, что воспоминания Гэмела о ней и этой ночи будут омрачены ее бегством.
С кошачьей ловкостью, выработанной годами, она выскользнула из комнаты. Оставалось кое-что еще, что она хотела сделать, прежде чем покинуть гостиницу. Она осторожно пробралась в крохотный закуток, где обитала Джанет. Проникнуть внутрь не составило труда, и девушка не без иронии отметила, что при желании она могла бы забраться прямо в постель, где спали Джанет и Лигульф. Правда, Лигульф не спал. При виде Шайн Катрионы он инстинктивно схватился за меч, но затем, узнав ее, разинул рот от удивления. Впрочем, его удивление быстро сменилось тревогой.