– Какой?
– Ты ДЕВУШКА С ДАРОМ ЛЮБВИ! Можешь творить чудеса, когда любишь. Но едва любовь исчезает и приходят сомнения – исчезает и способность к чуду, – убежденно и просто сказала Гелата.
Ирка толкнула ладонью свое холодное колено, ощущая его чем-то вроде мосла из собачьего бульона.
– Чудо?! Да я еле могу себе носки шерстяные натянуть!
Гелата покачала головой:
– Это тут вообще ни при чем!.. Твой дар – это глобальное, настоящее чудо, заключающееся в способности постепенно просветлять эйдосы тех, кого ты любишь, и готовить их к бессмертию. Посмотри на Матвея, на Бабаню, наконец. Они очень зависимы от тебя. А вызыванием дождика из тучки и прочими фокусами может овладеть даже средний дурачок, подписавший у Пуфса договор об аренде.
Ирка фыркнула. Без «зависимой от нее» Бабани она не смогла бы даже переодеться. Не Матвея же звать перекладывать и мыть ее гремящие кости. Он бы сделал это без брезгливости, но Ирка никогда бы ему не позволила. Она старалась быть для Матвея красивой – ну насколько это возможно, чтобы не казаться при этом смешной и чтобы не проводить перед зеркалом те три часа, которые можно провести с ноутом, втаптывая в клавиатуру умные буковки.
– ОНИ от меня, а не Я от них? Ты ничего не перепутала? – спросила Ирка недоверчиво.
– Нет, – сказала Гелата. – Ты как богатырь, который валит лес, чтобы другие могли идти… Но вот сама дотянуться до той розетки ты не сможешь!
Ирка посмотрела на розетку.
– Без разницы. У нас удлинитель есть! – брякнула она.
Внезапно Гелата порывисто бросилась к ней и опустилась перед коляской на колени. Это было так стихийно, что Ирка даже испугалась.
– Пойми же, дурочка! – горячо сказала Гелата. – Это так просто! Вы с Матвеем удивительная пара! Другой такой нет на земле! У него в груди – Камень Пути. Всякий прикасающийся к нему обретает истину, как ножом рассекает все унылые уловки мрака. Не у всех это происходит сразу, у многих занимает годы, но путь-то дается!.. Ты – девушка с даром любви. Ты зажигаешь и ведешь за собой. Главное – вам устоять, потому что вся ненависть мрака направлена на вас… Вы ему мешаете! Вас надо или убрать, или опошлить, или опрокинуть. Но любой ценой!
– И как я буду защищаться? Я теперь и суккуба жалкого не раздавлю. Они об этом знают… Подходят, кривляются, – пасмурно пожаловалась Ирка.
– Все само устроится! Только дотерпи, и все будет хорошо! – убежденно сказала Гелата.
Ирка посмотрела на копье Гелаты, все еще стоявшее в углу. С коляски до него легко можно было дотянуться. Она протянула к нему руку. Пальцы ее дрогнули, и – Ирка опустила ладонь на колено.
Пожалуй, уже не впервые где-то на окраинном течении мысли, в тихих ее затончиках, мелькнуло, что она рассматривает ситуацию со своей инвалидностью лишь с точки зрения собственных переживаний, страданий и неудобств. Свет же смотрит на нее как на составную часть сохранения эйдоса и для Ирки, и для Бабани, и для валькирий, и для многих и многих косвенно вовлеченных и сострадающих людей. А раз так, то, наверно, все это имеет какую-то цель, которую она сейчас может только отдаленно осязать, но едва ли способна до конца понять.
Ирка снова протянула руку и, уже зная, что не возьмет копье, провела пальцами сверху вниз, почти касаясь древка. В этот момент в сарайчик решительно вошел Багров. С порога Матвей видел, как Ирка потянулась к воскрешающему копью и как отдернула руку.
«Она хочет ходить! Я дам ей ноги! Почему обязательно надо страдать? Идите вы все лесом!» – подумал он.
За спиной у Матвея что-то полыхнуло, и появилась валькирия серебряного копья Ильга. Она шаталась. По ее белой блузке расплывалось кровавое пятно.
– Гелата здесь?.. Ты срочно нужна! – задыхаясь, крикнула она.
Схватив копье, Гелата бросилась к ней. Ильга то переступала на месте, то нервно трогала лицо, то начинала яростно тереть испачканную одежду. Гелата схватила ее за руку.
– Успокойся! Ты ранена? Куда?
Ильга нетерпеливо оттолкнула ее:
– Да не трогай ты меня!.. Это не моя кровь!..
– Напали на Огненные Врата? – крикнула Гелата.
Две вспышки слились в одну, до крайности яркую. Обе валькирии исчезли одновременно.
* * *
– Ты что-нибудь понял? Какие Огненные Врата? – жалобно спросила Ирка.
– Нам-то что? Мы не у дел! – с досадой напомнил Багров.
Он еще раз оглянулся на плед, прикрывавший худые Иркины ноги, повернулся и быстро вышел. Он боялся раздумать и потому спешил.
– Ты куда? – крикнула ему вслед Ирка.
Матвей мчался между деревьями, подгоняемый не знающими усталости ударами Камня Пути. Вот и место, где он закопал кость. Багров присел и торопливо, как пес, двумя руками начал отрывать свежую землю. Под ноготь попал кусок стекла – мелкая, зеленоватая чешуйка-скол. Матвей не смог ее вытащить, но, не обращая внимания на боль, продолжал рыть. Теперь основной рукой стала у него левая. Землю он пробрасывал между ног, стоя на четвереньках.
«Действительно, так удобнее… Собаки тоже так роют!» – мелькнула мысль.
Детская кость нашарилась, когда Матвей потерял терпение. Почему-то она лежала на краю ямы и боком. Должно быть, он зацепил ее, когда рыл, но сам этого не заметил. Матвей схватил ее и, вытянув в нить губы, сломал, ударив о свое бедро.
Матвей нетерпеливо огляделся и, не увидев Мамзелькиной, снова занес над головой обломки кости.
– Не надо, милок, над останками глумиться! И одного раза хватит! Давай-ка сюда, я ее в могилку верну!.. Между прочим, твоя кузина. Папеньки твоего сестры дочка! Вы с ней вместе играли, – прошамкал рядом заботливый голосок.
Чьи-то тощие, но цепкие ручки забрали у Матвея сломанную кость. В памяти у Багрова мелькнули белые кружева, восковые ручки мертвой девочки и бледное лицо тети Ани. Сам он стоял в толпе, между ног взрослых пугливо посматривая на маленький гроб.
– Дашенька Татищева? Которая от дифтерита умерла? – спросил он хрипло.
– Все там будем! – утешающе сказала Мамзелькина и лицемерно закатила глазки.
– Зачем вы дали мне ее кость?
– Да сама не знаю, голубь! Как-то случайно вышло, – насмешливо отвечала Мамзелькина. – Так что, согласен? Я Ирке ноги – ты мне Камень Пути?
Забыв, что ладони у него в земле, Матвей провел рукой по лицу.
– Д… да, – быстро выпалил он. Сознание затапливала красная горячечная пелена, которая всегда бывает, когда нарушаешь запрет.
Глазки у Мамзелькиной блеснули.
– Ну и чудненько! Только учти про ноги: Ирка сама должна согласиться их принять! – сказала она и, протянув птичью ручку, погрузила ее Багрову в грудь. Что-то сжала и, выкручивая, потянула на себя. Матвей, задыхаясь, упал лицом на раскопанную землю.