— Тебе-то, конечно, все равно, — философски заметил Семен Аркадьевич, — а я бы предпочел не мучиться.
— Ну и юмор у вас, — качнул головой майор.
— Поэтому и пьем. — Ресницкий снова наполнил свою рюмку.
— А как насчет секса? — вспомнил майор.
— У меня? — Семен Аркадьевич удивленно посмотрел на своего гостя.
— Да нет, — замотал головой Дудуев, — у убитых. Он их изнасиловал?
— Нет, — презрительно поморщился Ресницкий, — никаких следов спермы.
— Выходит, он импотент?
— Вот этого, батенька, утверждать не могу, — вздохнул патологоанатом. — Все остальное указано в акте вскрытия. Пришлю тебе его завтра. Хотя там и вскрывать-то особенно было нечего. Уже все было сделано. Да, — встрепенулся Ресницкий, — анализ показал присутствие в крови обеих девушек клофелина. Видимо, он выпивал с ними накануне и добавлял лекарство в вино, чтобы усыпить.
— Спасибо, Семен Аркадьевич. — Дудуев поднялся. — Я пойду.
— Да, давай, вали отсюда, — согласился Ресницкий, допивая коньяк, — у меня сегодня еще два вскрытия.
У майора, который собирался пойти куда-нибудь перекусить, после посещения Ресницкого совершенно пропал аппетит. Он плюнул на обед и отправился к Николаю Ивановичу. Время было обеденное, но криминалист оказался на месте. Он сидел в лаборатории за столом, на котором стоял литровый термос, и жевал бутерброд с курятиной, запивая его кофе из пластикового стаканчика.
— Будешь, Петрович? — Николай Иванович кивнул на термос.
— Нет. — Майор сглотнул слюну — его едва не стошнило прямо на стол.
Он отвернулся и глубоко вздохнул, стараясь избавиться от противного сосания в желудке. Дудуев быстро достал сигареты и прикурил, надеясь, что хоть табачный дым ему в этом поможет. Сделав несколько затяжек, он понял, что действительно стало немного легче.
— Чего это ты? — неодобрительно посмотрел на него Николай Иванович.
— Да так, мутит чего-то.
— Это ты, наверное, съел чего-нибудь, — предположил Николай Иванович.
— Если бы съел, давно бы все выблевал, — признался майор, опускаясь на свободный стул. — Есть что-нибудь новое? — спросил он, чтобы больше не говорить о еде.
Он старался не смотреть на криминалиста, который как ни в чем не бывало продолжать жевать свой бутерброд, прихлебывая кофе.
— Да ничего, кажется, больше нет, если ты имеешь в виду Самахову. Отпечатки пальцев оставлены только хозяйкой квартиры, как я и предполагал. Да и то в тех местах, где преступник наверняка не мог оставить своих. Все остальные поверхности самым тщательным образом протерты. Кстати, я смотрел в своей картотеке: ничего похожего на этот почерк. Значит, и отпечатки пальцев, если бы они и были, ничего бы нам не дали. Вот так.
Он наконец перестал жевать, вытер руки полотенцем, валявшимся на столе, и достал сигарету.
— Единственно, на что советую обратить внимание, — это тип жертвы, — закурив, произнес он. — И та и другая — блондинки. Правда, Самахова — крашеная. Обе стройные, немного пухленькие. Примерно одного роста. Вот, кажется, и все. Мы там собрали образцы пыли из гостиной и прихожей, но это вряд ли что нам даст.
Дудуев бросил окурок в большую хрустальную пепельницу, стоявшую на столе, и, кивнув криминалисту, пошел к себе в кабинет. Он поднялся на третий этаж, но еще не дошел до своей двери, как его окликнула Марина — секретарша полковника.
— Владимир Петрович, ну где же вы ходите? — вытаращив круглые карие глаза, укоризненно пролепетала она. — Павел Григорьевич вас уже полчаса ждет.
— Скажи, сейчас иду.
— Там у него, кажется, человек из конторы, — понизив голос, сообщила секретарша.
— О господи, — вздохнул майор. — Час от часу не легче!
Он прошел мимо двери своего кабинета, зашел в туалет и облегчился. Застегнул ширинку, вымыл руки и лицо холодной водой, выкурил сигарету и только потом отправился к начальнику.
В кабинете полковника сидел молодой сероглазый шатен в темно-сером костюме и кремовой сорочке с синим галстуком. Он сидел в кресле, положив ногу на ногу, придерживая руками тонкую черную папку.
— Здрасте, Пал Григорич. — Дудуев кивнул полковнику и повернулся к шатену. — Здрасте.
Тот молча кивнул в ответ на его приветствие.
— Дудуев. — Полковник выразительно посмотрел на майора. — Познакомься, это Анатолий Константинович Бероев, капитан.
Майор шагнул к креслу и протянул Бероеву руку.
— Владимир Петрович, — представился Дудуев.
Рука у Бероева оказалась какой-то вялой и влажной. Но цепкий взгляд серых глаз компенсировал вялость рукопожатия. Дудуев незаметно прислонил ладонь к штанам, чтобы избавиться от ощущения влажности, и сел на стул, стоявший перед столом полковника.
— Служба безопасности заинтересовалась этим загадочным убийством, — со значением покачал головой полковник.
Он тяжело дышал, навалившись животом на столешницу.
— Придется поделиться с товарищами информацией, — продолжал полковник. — Будем сотрудничать с конторой Анатолия Константиновича. У них побольше возможностей… Думаю, общими усилиями раскроем это запутанное дело. Нужно как можно быстрее успокоить общественность. У меня все, — добавил он после небольшой паузы.
— Ну что, Владимир Петрович. — Бероев бодро поднялся с кресла. — Поедем.
Это прозвучало как приказ. Дудуев нехотя встал со стула.
— Пошли, — согласился он.
А вы бы не пошли?
* * *
День Чинарский провел на ипподроме. Неплохо провел. С пользой для нервов и для кошелька. Правда, кошелька у Чинарского не было, он держал деньги, которые иногда у него появлялись, в кармане брюк. Это основную часть. А другую, которую собирался отложить в заначку, клал в наружный карман рубашки. Делил он деньги просто: третью часть — в заначку, остальные — на расходы. Расходов обычно бывало немного, но если он забегал в какой-то особо дорогой ресторан, тогда они (расходы) росли в геометрической прогрессии. Когда Чинарский был при деньгах, а это случалось раза два в неделю, он не скупился. Мог заказать печеного угря под соусом или тигровые креветки к пиву, которые стоили тысячу за кило. Тогда он их брал целый килограмм и сидел, запивая согнутые хвосты членистоногих не самым дорогим пивом, предпочитая всем другим сортам «Балтику» номер девять. Она хорошо давала по мозгам, позволяя забыться до следующего утра.
Серый Доллар, стоявший в рейтинге три к восьми, на которого Чинарский поставил полтинник, пришел к финишу последним. Явная подстава! Но зато Розетка, которая не заслуживала ни грана доверия у инженю, обошла лидера на целый корпус. Она принесла Чинарскому четыре с половиной сотни чистоганом. Он готов был ее расцеловать, но требовалось делать очередную ставку. Чинарский никогда не ставил все деньги на одну лошадь. Конечно, при благоприятных обстоятельствах можно было сорвать неплохой куш — тысяч пятнадцать-двадцать, но в случае проигрыша пришлось бы снова искать деньги на ставку. Это Чинарского нисколько не устраивало. Люди неохотно расставались с деньгами. Уж это-то он знал лучше других. Даже его троюродная сестра, которую он не видел года четыре и встретил на площади неподалеку от ипподрома, и то…