— Победит Глагол, — сказал он.
— Чудное имя, — откликнулась Нелли.
— Прекрасное имя! — воскликнул Александр. — Гордое и озорное!
— И все же странно, почему ты не делаешь ставок, — пожала плечами Нелли.
— Посмотри на этих людишек, — презрительно кивнул Александр в сторону суетящихся букмекеров. — Они напоминают мне валютчиков в Центральном универмаге. Основа эстетического наслаждения — в незаинтересованности, это и есть принцип искусства. Не ремесла, — язвительно подчеркнул он. — Лошадь бежит и не думает о призе. А вот эти грязные стяжатели, эксплуатирующие прекрасных животных, привыкли зарабатывать таким вот мерзким способом. Им плевать на лошадей, на их грацию, даже на их особенный темперамент. Главное для этих скотов — азарт; главное — кто придет первым. Это язвы на теле искусства и спорта…
Александр вдруг умолк. Ему стало скучно. Нелли смутилась, услышав такую пафосную речь.
— Не знаю, может, я просто устал от грязи… да и нервы у меня слишком чутко воспринимают окружающее. Я ведь два дня как из больницы… — Александр скользнул взглядом по лицу собеседницы.
— Что такое? — насторожилась она.
Александр мысленно поморщился, заподозрив в этой встревоженности дань вежливому участию здорового человека больному.
— Обострение панкреатита, — небрежно произнес Александр. — Ты не представляешь, каким уродливым и беспомощным становится человек. Он опухает, его охватывает чудовищная слабость и… отвращение к жизни…
— Но сейчас все позади? — Нелли было тяжело и неудобно разговаривать на подобные темы.
Александр заметил это и упрекнул свою знакомую в легкомыслии. Впрочем, упрекнул молча.
— Выкарабкался, — нехотя процедил Александр.
Неловкость Нелли пробудила в нем досаду и даже злость. Он старался не смотреть на нее, повернувшись всем корпусом к арене. Отделенные выкрашенными в синий цвет металлическими перилами, в прогале между кроной каштана и правым углом низкой трибунной крыши пронеслись скакуны. Жокеи, выпятив задницы, тесно жались к их шеям, изогнутым, словно носы римских галер. В бешеном ритме мелькали ноги лошадей, и казалось, еще мгновение — и животные взмоют в небо. По трибуне прошел взволнованный рокот. Слышны были отдельные выкрики, подбадривающие отстающих и приветствующие идущую первой Норис.
— Норис слишком нервная, — отметил Александр. — То, что она впереди, — не показатель. Глагол идет третьим. Но подожди, на финишной прямой он выложится. Ах какие у них запястья, сколько изящества! — пробормотал он, любуясь скакунами.
— А Катька знает, что ты болел? — продолжала житейскую тему Нелли.
«Все события, в том числе и болезнь, ей надо обставить на бытовой лад, обнести забором семейных интересов, — раздраженно подумал Александр. — Не то, как человек переживает свою болезнь, сваливающееся на него одиночество и страх смерти, беспокоит подобных существ, а то, как на его недуг отреагировал тот или иной родственник или знакомый». Эта мысль при всей своей горечи была так сладка и отрадна для исстрадавшегося сердца Александра, что он почти уверовал в свою мнимую болезнь, дававшую ему повод прийти к такому неутешительному, но по-своему приятному умозаключению. Словно он нашел оправдание своему недовольству!
— Я известил ее и маму, поддавшись слабости. — Александр наслаждался уничижительно-горделивой горечью своего одиночества. — Поэтому у меня и есть надежда, что они приедут.
— Ты обязательно должен был известить их, — в духе добрых героинь американских мелодрам высказалась Нелли. — А как ты сейчас себя чувствуешь? — с комичным сочувствием равнодушного человека спросила она.
— Удовлетворительно, — невозмутимо ответил Александр. — Я даже думаю устроить вечеринку в честь моего выздоровления.
Он повеселел и обратил на Нелли игривый взгляд.
— Ты, кстати, уже приглашена. Возможно, Катька тоже будет там. Если приедет, — со значением пояснил он. — Я рассчитываю пригласить, кроме того, некоторых из своих нынешних приятелей и сослуживцев. Холостых. Разве это не шанс для тебя?
Александр лукаво улыбнулся. Нелли разыграла легкое смущение.
— Ты уверен, что я понравлюсь кому-нибудь? — с оттенком кокетства рассмеялась она.
— Я и сам был бы не против за тобой приударить, но знаю, увы, что не в твоем вкусе, — вздохнул Александр и тоже рассмеялся.
Однако смех его быстро погас, и лицо приняло озабоченное выражение.
— Это не ответ, — проговорила Нелли.
— Мне кажется, что ты можешь не понравиться только дураку или извращенцу, — не терпящим возражения тоном произнес Александр. — Хотя должен признать, что светлые волосы тебе больше шли.
— А мне, наоборот, кажется, что этот цвет, — Нелли выдернула пальцами упавший за ворот блузки темный, с фиолетово-красным отливом локон, — делает более выразительным взгляд.
Она сняла очки. Ее густо накрашенные глаза полыхнули изумрудным пламенем.
— Ты была более трогательной, что ли, — снисходительно заметил Александр.
— Зато так я более секси, — рассмеялась Нелли.
— Ну так я могу рассчитывать на твое присутствие на этой вечеринке?
— Можешь, — застенчиво, вразрез с провокационным блеском глаз, пробормотала Нелли.
— Я еще подумал, — нерешительно произнес он. — Может, лучше было устроить встречу на нейтральной территории?
— А если у меня? — предложила Нелли.
— Это было бы замечательно, — улыбнулся он.
«В скачке для верховых пород на дистанции тысяча шестьсот метров победил гнедой жеребец дагестанской породы Глагол, девяносто восьмого года рождения. Мастер-наездник Срутнев. Поприветствуем победителя!» — раздался голос диктора.
Трибуна взорвалась аплодисментами и радостными криками. Игроки заметались вокруг букмекеров.
— Что я говорил! — Александр поднял стакан с пивом и осушил его до дна, словно пил в честь победителя.
Дудуев проводил Чинарского до дежурного. Тот достал откуда-то из-под стола грубо сколоченный деревянный ящик и выгреб вещички Чинарского.
— Чинарский Сергей Иваныч? — пробаритонил он.
— Он самый, — кивнул Чинарский и разложил по карманам записную книжку, карандаш, паспорт, ключи и все остальное, в том числе пакетик с осколком. Дежурный пренебрежительно проводил взглядом пакет. Мол, все на месте?
— О’кей, — не стал возмущаться Чинарский, рассовывая вещички по карманам.
Дудуев ушел, не дожидаясь окончания процедуры.
— Ну и черт с тобой, — пробормотал Чинарский.
— Чего? — не понял дежурный, подняв свой бульбообразный нос.
— Все в порядке, — кивнул Чинарский.