Банка пива, которую Чинарский выпил еще в «Елочках», давно уже выветрилась, поэтому он дыхнул на мента по полной программе.

— Свидетели есть? — Теперь старшина глядел на охранника.

— Вот он видел, — показал тот на своего приятеля.

— Он не видел, товарищ старшина, — покачал головой Чинарский. — Когда я вошел, он стоял в зале, это все могут подтвердить.

— Видел или нет? — Старшина посмотрел на второго охранника.

Тот собирался сказать, что видел, но что конкретно «видел», не знал. Не успел договориться с товарищем. Поэтому он открыл рот и замер, как снулая рыба.

— Алло. — Старшина все это время набирал номер на телефонном аппарате, стоявшем на столе.

Наконец ему ответили, и он, назвав пароль, продиктовал в трубку данные паспорта Чинарского.

— Так видел или нет? — Старшина снова посмотрел на второго охранника.

— Видел, — выдавил тот из себя.

— Что? — Старшина уже понял, что дело здесь тухлое, и теперь пытался спустить его на тормозах.

— Видел… как Витька вставал… нос у него был разбит. Не сам же он себе его разбил…

— Как гражданин Чинарский Сергей Иванович бил твоего Витьку, ты видел? — настаивал старшина.

— Нет, этого не видел, — покачал головой охранник, — но ведь нос…

— Я же вам говорю, товарищ старшина: он оступился и упал с лестницы, — снова встрял Чинарский, уловив подходящий момент. — Пока катился вниз, и нос себе расквасил, — ухмыльнувшись про себя, добавил он.

— Заявление писать будете? — Старшина перевел взгляд на Витьку. — Только предупреждаю: без свидетелей, а как я понимаю, никто ваши слова подтвердить не может, это гиблое дело. Получается, что вы сами упали и разбили себе нос.

— Скотина! — заорал Витька и кинулся на Чинарского.

Сержант вскочил и преградил ему дорогу.

— Вот видите, товарищ старшина, — показал на взбесившегося охранника Чинарский. — Так недолго и шею сломать, не то что нос.

— Вас никто не спрашивает, гражданин Чинарский, — осадил его старшина. — А ты, друг, если не хочешь в отделение за хулиганство, лучше стой спокойно. Да, слушаю, — сказал он в трубку, которую прижимал к уху. — Хорошо, спасибо.

Он положил руку на паспорт Чинарского и придвинул его к краю стола:

— Можете быть свободны.

Глава XX

Чинарский не заставил себя ждать, быстро схватил паспорт и, махнув на прощанье Виктору, вышел из ресторана.

У входа в «Мандарин» притулился милицейский «УАЗ», за рулем которого дремал водитель, а вот Антонова нигде не было видно.

Начало смеркаться. Осмотревшись по сторонам, Чинарский решил, что его новый приятель «сделал ноги», когда подкатила милиция. Вздохнув, он снова направился в сторону проспекта. Из-за угла дома ему навстречу вырулил Антонов.

— Я уж думал — тебя заластали, — с неподдельной тревогой сказал он.

— Поэтому и смылся, — с иронией заметил Чинарский.

— Ладно, Серж, без обиды. — Антонов хлопнул его ладонью по плечу. — Чем бы я тебе помог?

— Ничем. — Чинарский двинулся дальше.

— Вот именно — ничем, — подтвердил Антонов, шаркая следом. — Куда теперь? — догнал он Чинарского.

— Сейчас узнаешь.

Они прошли «Елочками», оставив в стороне редакцию «Столицы провинции», и спустились к набережной. Здесь находился еще один ресторан с национальной кухней. Вернее, даже не ресторан, а кафе «Японский стиль». Его наружное оформление выглядело победнее «Мандарина». На фасаде, над совершенно плоским и невыразительным входом подсвечивалась стилизованная под японские иероглифы вывеска.

На этот раз обошлось без эксцессов. Чинарский несколько раз бывал здесь, когда случались деньги в кармане, и на его непрезентабельное одеяние никто не обратил внимания. Обслуга и охрана к нему уже привыкли.

Все в этом кафе было каким-то игрушечным или ненастоящим. Хоть пол и был застелен приобретенными в центральном магазине «Ковры» циновками, но столики были обыкновенными — деревянными на тонких хромированных ножках; саке шла из Кореи; происхождение суши установить было сложно; официантки в национальных японских кимоно были явно обрусевшими кореянками. Чинарский не удивился бы, если бы узнал, что шеф-повар не имеет никакого отношения к Стране восходящего солнца.

Оставив Антонова у суши-бара, Чинарский двинулся в глубь помещения. Он самостоятельно нашел кухню, и его никто даже не попытался остановить. На кухне Чинарский был впервые, но быстро сориентировался. Она почти ничем не отличалась от кухни «Мандарина».

Когда он поинтересовался, где найти шеф-повара, ему показали на тетку, носившую явно шестьдесят четвертый размер одежды, на слоновьих ногах. У нее была короткая стрижка, совершенно не вязавшаяся с большим толстощеким лицом, и широкие черные брови.

Флегматично улыбнувшись Чинарскому, она долго вынюхивала пакет с осколком в ответ на его вопрос. Чинарский понял, что ни черта она не знает про мантауру.

* * *

На стенах мексиканского ресторана с незатейливым названием «Текила» были развешаны грубые цветастые пончо и широкополые мексиканские (а какие же еще?) шляпы. С поваром тут тоже удалось поговорить без особых проблем. Но он вообще оказался русским.

— Нет, не знаю, — покачал он головой, когда Чинарский спросил про мантауру.

Чинарский даже не потрудился достать пакет с запахом.

Он вышел на свежий воздух, возбужденный острыми парами мексиканской кухни.

— Пошли ко мне, — предложил Чинарский Антонову, вспомнив, что, кроме гамбургера, купленного на деньги майора, он сегодня еще ничего не ел и почти ничего не пил.

Антонов не отказался.

Взяли в мини-маркете бутылку водки, в качестве закуски прихватили пару банок пива, кусок колбасы и полбуханки ржаного хлеба.

Добавив на пиво, которым заливался целый день, Антонов быстро захмелел. Разоткровенничавшись за столом, он признался Чинарскому, что питал к Надьке симпатию, если не сказать больше, но она взаимностью не отвечала.

Антонов страдал, но сделать ничего не мог. Потом у Надьки появился Березкин… Сашка стал еще больше страдать, много пил, но этим только усугублял свое безрадостное положение.

— Я поэтому и таскаюсь за тобой, — чуть не плача произнес он. — Хочу увидеть, как ты найдешь этого гада, который ей… который ее… Ты меня понимаешь?

— Понимаю, — кивнул Чинарский, опрокидывая очередной стакан водки и запивая его пивом.

К колбасе и хлебу он почему-то почти не притрагивался. На них налегал страдалец Антонов.

В конце концов вечер плавно перетек в ночь. Сашка, размазывая по щекам слезы и сопли, полез к Чинарскому с поцелуями.