Пэйн со стоном погрузилась в ощущения, чувствуя все, начиная с веса своего тела на кровати, крови в венах, заканчивая пульсирующей нуждой между ног и восхитительной жаждой в груди.
– Целитель. – Она вздохнула, почувствовав его ладонь на своем бедре.
Мэнни отпрянул, и Пэйн была рада, что он также тяжело дышал, как и она.
– Пэйн, я хочу сделать кое-что.
– Все, что угодно.
Он улыбнулся.
– Могу я распустить твою косу.
Определенно, волосы – последнее, что было у нее на уме, но выражение его лица было столь сосредоточенным и напряженным, что она не могла отказать его просьбе… и в доступе к любой части своего тела. – Естественно.
Его пальцы еле заметно дрожали, когда он потянулся к концу ее косы.
– Я хотел это сделать с первого момента, как увидел тебя.
Постепенно, дюйм за дюймом он расплетал тяжелую копну черных локонов, которые она отращивала лишь по той причине, что было чересчур утомительно ухаживать за ними. Но, судя по его глубокому одобрению, Пэйн начала думать, что слишком недооценивала их значимость.
Закончив, он разложил локоны на кровати и сел.
– Ты… неописуемо красива.
Никогда не считая себя даже женственной, более того – «красивой», Пэйн было поразительно слышать благоговение не просто в его словах, но в самом голосе.
– Воистину… ты лишаешь меня дара речи, – снова сказала она ему.
– Позволь занять твой рот кое-чем другим.
Когда он лег рядом с ней на кровати, она прижалась к его груди и твердой плоскости живота. Она была крупной по сравнению с остальными представительницами своего пола, телу Пэйн передалась сила ее отца, так что она часто чувствовала себя неуклюжей рядом с другими женщинами: она не обладала гибкой грацией Избранной Лейлы… по правде говоря, она была сложена для сражений, а не духовного или чувственного ремесла.
Но здесь, с ее целителем, она чувствовала себя идеально сложенной. Он был не столь огромен, как ее близнец, и все же был больше и мускулистей ее, во всех положенных мужчине местах. Лежа рядом в тускло освещенной комнате, их тела прикасались друг к другу, а температура вокруг нарастала, и Пэйн не была кем-то, неправильным по весу или росту. Она была объектом страсти и желания.
– Ты улыбаешься, – прошептал целитель у ее губ.
– Правда?
– Да. И мне нравится твоя улыбка.
Его руки на ее бедре скользнули под ночную сорочку, и Пэйн почувствовала все это, начиная от легкого касания мизинца, до гладкой кожи его ладони и жаркого следа, который оставался на месте его прикосновений, пока он медленно продвигался вперед. Закрыв глаза, она выгнулась напротив него, ясно осознавая, что чего-то просит, но, не понимая, что именно ищет… и все же зная, что целитель даст ей желаемое.
Да, ее целитель точно знал, в чем она нуждалась: его рука прошла вверх по ребрам и замерла под тяжелой, мягкой грудью.
– Так хорошо? – услышала Пэйн его вопрос издалека.
– Как угодно, – выдохнула она. – Как угодно, чтобы почувствовать мои ноги.
Но, когда слова сорвались с губ, она поняла, что дело не столько в ее параличе, сколько в ее жажде по нему и его возбужденной плоти…
– Целитель!
Он нежно обхватил ее грудь, и ощущения стали восхитительным шоком, Пэйн дернулась вверх, раздвигая бедра, ее пятки уперлись в матрас. А потом его палец выписал круг по ее соску, и ласка послала вспышку огня прямо до ее лона.
Ее ноги извивались на кровати, ведомые напряженным узлом во всем теле.
– Я двигаюсь, – хрипло сказала она… запоздалая мысль. Сейчас было важней соединиться с ним, заставить его… кончить… внутри нее.
– Я знаю, bambina, – поклялся он. – И я позабочусь, чтобы так и осталось.
В центре Колдвелла, Бутч припарковал Эскалейд в подземном гараже Коммодора и поднялся на лифте по внутреннему позвоночнику здания на самый верх. Он понятия не имел, на что наткнется, вломившись в хату Ви, но сигнал GPS вел именно сюда, и, значит, сюда он и направится.
В кармане его кожаного плаща лежали все ключи от личного пространства Вишеса: пластиковая карта – пропуск на подземный паркинг; серебряный – для лифта, чтобы нажать на верхнюю кнопку; и медный – который поможет миновать засовы на самой двери.
Его сердце гулко забилось, когда после тихого «динь» беззвучно открылся лиф. Фраза «Все дозволено» приобрела новый смысл это ночью, и когда Бутч вышел в коридор, ему хотелось напиться. Смертельно.
У двери он достал медный ключ, но сперва постучал. Пару раз.
Прошла добрая минута, когда до него дошло, что никто не ответил.
К черту костяшки. Он затарабанил кулаком.
– Вишес, – рявкнул он. – Открой гребаную дверь или я сам войду.
Раз Миссисипи, два Миссисипи…
– Пропади оно все. – Бутч затолкал ключ в замок и повернул его, затем привалился плечом к крепкой металлической двери, широко ее распахивая.
Влетев в пентхаус, он услышал вкрадчивое пиканье сигнализации. И, значит, Ви не могло быть здесь.
– Что за чертовщина…?
Он ввел код, отключил систему, и запер засов на двери позади себя. Ни остатков фитилей… ни запаха крови… ничего, лишь прохладный, свежий воздух.
Он щелкнул выключателем и заморгал от вспыхнувшего света.
Вау… место хранило столько воспоминаний… Бутч ночевал здесь, после того как Омега что-то поместил в него, и он попал в карантин…. Ви потерял свой драгоценный ум и прыгнул с гребаной террасы…
Бутч подошел к стене с «оборудованием». Хренова туча вещей происходила здесь помимо вышеупомянутых памятных событий. Некоторые из них – он не мог даже представить.
Когда он шел вдоль экспозиции металла и кожи, стук его тяжелых ботинок эхом отдавался от потолка, а мозг просто шлепался по всей черепной коробке. Особенно, когда он достиг дальнего конца: в углу, на толстых цепях к потолку были прикреплена пара железных оков.
Одеваешь их на кого-нибудь, поднимаешь, заставляя качаться, словно кусок говядины.
Протянув руку, он провел пальцем по одному из них. С изнанки не было мягких прокладок.
Шипы. Тупые шипы, которые вопьются в плоть, как зубы.
Вернувшись к своему плану действий, Бутч обошел помещение, проверяя все углы и закоулки… и нашел крошечный компьютерный чип на кухонном столе. Такую вещь только Ви сможет удалить из мобильного.
– Сукин сын.
Значит, невозможно узнать его местоположение…