Book.

Ох, как не хотелось Бобу идти с ними! Он боялся Цыгана, боялся, как бы не встретить знакомых, боялся бежать домой, боялся завтрашнего утра.

Вот когда он с надеждой вспомнил об Анатолии. Но тут же опять испугался.

Пройдя несколько улиц, они зашли в пивную. Там было людно. Цыган стал в очередь, взял пива, водки на всех и начал внимательно осматривать посетителей. Вскоре он кивнул головой на двух выпивавших. Первый, маленький и плюгавенький, в рваном костюме, судя по разговору с окружающими — завсегдатай пивной, уговаривал второго, рослого человека в простом, но опрятном костюме, «взять еще по сто».

— Ни-ни, — твердил высокий. — Жена заругает. Итак перебрали с получки. У меня хозяйка строгая. — Он вынул бумажник и, стараясь аккуратно раскладывать деньги на мокром столе, бубнил:—Это на жизнь… Вовке на штанишки… Это за квартиру… Бабке послать… Видишь, все в аккурате, так что отцепись.

Огурец подмигнул Цыгану и выругался. Боба передернуло. До чего же не нравился ему Огурец! Лицо землистое, не хватает зубов, потный. Улыбнется — толстые губы кривятся в одну сторону, вниз.

Рабочий двинулся к двери, отталкивая уцепившегося за него плюгавенького.

— Эй, пьянчуга, отлепись от порядочного человека! — сказал Цыган и толкнул плюгавого.

Тот взмахнул руками, не удержался и опрокинулся на пол. Боб рванулся было, чтобы помочь упавшему. Огурец подставил ногу, Боб ударился плечом и головой о стол.

— За нами, звездочет! — прошипел Цыган.

Рабочего они увидели в сквере. Цыган быстро зашагал, нагнал его, пошел рядом, потом опередил. Огурец плелся следом за рабочим, увлекая за собой очень неохотно идущего Боба.

За поворотом на боковую дорожку Огурец вдруг показал кулак Бобу и издалека крикнул рабочему:

— Эй, гражданин, пиджак-то у вас, пиджак!

Тот остановился в нерешительности. Боб увидел, что вся спина у него белая, будто в известке или зубном порошке. Удивительно! Только что пиджак был совсем чистый. Цыган тоже остановился и почему-то стал снимать свой пиджак.

— Не у вас, гражданин, у другого! — крикнул Огурец.

Рабочий снял свой пиджак, ругнулся.

— Вот черт, в пивной, наверное… Спасибо, братцы! Хозяйка у меня строгая, а тут — будто под забором валялся.

Цыган, сочувственно приговаривая, помог чистить пиджак.

Огурец с Бобом прошли мимо, вышли из сквера к трамвайной остановке. Скоро к ним присоединился Цыган.

Все сели в трамвай, потом сошли, купили водки.

Боб все еще не понимал, зачем нужна была эта комедия. Но все объяснилось на квартире Цыгана, когда тот вытащил пачку денег. Огурец передразнил рабочего, как тот распределял свою получку: «Гришке коврижки, Мишке штанишки…» Цыган хохотал и предложил выпить за «Мишкины штанишки». Тут же он дал Бобу сто рублей — его «пай». Боб отказался взять деньги.

— Почему не берешь? — грозно спросил Цыган.

— Да я ведь случайно с вами, — робко объяснил Боб.

— Я тебе покажу—случайно! Ты вор, уркан, и ты участвовал в деле. Обязан взять.

— Я не вор, — запротестовал Боб.

— Что-о-о? Ты сам рассказывал про работу с книгами, с Пашкой. Ты уже пропащий! Теперь ты наш, господин супермен. Амба!

— Нет, я не вор…

Цыган, зло улыбаясь, больно ударил Боба. Боб заплакал. Затем его заставили выпить. Он размяк и снова стал бахвалиться.

Утром Боб проснулся потный от страха. Он попытался незаметно уйти, но его не оставляли одного. Цыган с дружками караулили. Один из них был послан к Чуме предупредить о предстоящем деле. В час дня Боб вернулся с Огурцом из Замоскворечья и сообщил, что завтра вечером все из квартиры пойдут в кино, останется одна бабушка. Цыган отправился к Руде «организовать» машину. На следующий день, в десять вечера, Цыган и Огурец повели Боба к кино на Пятницкой. Там его нашла Лика. Все хорошо обошлось. Цыган сбежал, и теперь он, Боб, будет подальше от этой ужасной компании.

9

На этот раз Агния Львовна не пожалела Боба. Она трясла его за плечо все настойчивее. Он вынужден был открыть глаза и, чтобы не смотреть на мать, уставился в одну точку.

— Ты заболел? Боб не ответил.

— Сейчас с тобой будет говорить отец. Он вне себя. Не вздумай сердить его, возражать. Я понимаю, ты травмирован, но все же…

Вошел отец. Сердитый, насупленный, он резко подвинул стул, сел и строго уставился на сына.

— Ну? — крикнул отец, ожидая покаяния.

— Я травмирован…— поспешно прошептал Боб.

До этого он жалел себя, нервничал, а сейчас, в страхе перед расплатой, заплакал. «Ну что у меня за жизнь? — думал он.—Пашке подчиняйся. Руде, Цыгану, Огурцу подчиняйся, папе и маме подчиняйся… Анатолий и тот напустился. Почему я такой несчастный?»

— Ну, миленький, ради бога успокойся, — бросилась к нему мать.

Боб, трясясь, зарыдал еще громче. Агния Львовна многозначительно кивнула на сына и шепнула мужу:

— Придется прощать сейчас же.

Павел Авксентьевич огорченно вздохнул, присел на край кровати и положил руку на голову Боба.

— Да будь же ты мужчиной, не реви! — сердито сказал отец и попытался повернуть голову Боба к себе, но тот упрямо зарывался лицом в подушку. — Ты поступил ужасно, Борис, ужасно! Откуда у тебя такие задатки?

Когда отец сердился, он всегда называл сына полным именем. Рыдания усилились.

— Да не мучь ты ребенка, — шепнула мать.

— Я вижу, ты даже не осознаешь, — продолжал отец, — и не представляешь всей глубины возможного падения. Дурные привычки приобрести легко, избавиться от них крайне трудно.

Рыдания Боба переходили в истерику.

— Да скажи же ему, скажи! — громко шептала мать.

— Мы обсудили и осудили твое позорное поведение, — продолжал отец, — и решили так: мы простим тебя, если ты обещаешь, что это никогда больше не повторится, что ты исправишься, будешь учиться и вести себя должным образом.

— Ну, маленький, ну скажи — обещаю. Ну что тебе стоит! Ну успокой же папочку и мамочку.

Боб был слишком потрясен вчерашними событиями, чтобы капризничать. Мальчик ждал разноса, строгого наказания, серьезного предупреждения. Услышав о том, что его прощают, он сразу перестал плакать.

— Обещаю, — поспешно пробормотал он, все еще не веря, что все сошло так просто и легко.

— Ну вот и хорошо. — Агния Львовна облегченно вздохнула и, тронув мужа за плечи, шепнула: — Он слишком травмирован, чтобы оценить по достоинству твои назидания. Пусть успокоится.