— Кирилл Владимирович, — закончил Климаксов доброжелательным тоном, — вы представляете, так сказать, в определенных сферах... Здесь хоть на ушах, как говорит нынешняя молодежь, или хоть на бровях...
— На бровях — это по другому поводу, — сердито сказал Кирилл.
— Да? — приятно удивился Климаксов, его красивые брови поднялись. — Ну-ну, вам виднее. Я хочу попросить только, чтобы на людях вы держали марку. Высокую марку нашей фирмы! Комильфо, дорогой. Комильфо!
Он удалился красивой спортивной походкой. Очень-очень современный ученый, умеющий работать с компьютерами, общаться с дипломатами, давать интервью прессе.
С ним ушла черная тень, непривычно огромная и темная для такого улыбающегося человека. Сверчки снова затирлинькали, сперва нерешительно, с оглядкой, и, не получив по башке, радостно заверещали, наверстывая минуты-годы жизни насекомых.
Заросли чертополоха двоились и троились а глазах Кирилла, накладывая на каждое изображение по два призрачных, сотканных из лунного света, хотя был жаркий день июля 2089 года. Сердце тукало часто-часто, уговаривая поверить, что друзья — Дмитрий и Саша — наконец-то вспомнили о нем. Приедет скорее всего Немировский. Он легче на подъем, проще, бесцеремоннее. Вернее, умеет быть проще и бесцеремоннее, облегчая жизнь себе и другим.
Лупа нависала над широким листом огромной каплей. С краю под нее стремительно врывалось очередное чудовище, быстро проносилось через пик, только в самом центре лупы обретая не растянутые вдоль и поперек размеры. Хотя лупа едва ползла, прожилки листа бежали, как шпалы под скоростным поездом. Мелькнули и пропали за кадром два красных холма, похожих на колпаки противоатомных убежищ. К ним уже неслись боевые шестиножники марсианских машин. Сейчас муравьи попрут божьих коровок от беззащитных тлей...
«Здесь хоть на ушах...» Климаксов признает только голое экспериментирование, которое именует точной наукой. Он начинал еще в эпоху, когда в НИИ лавиной хлынули компьютеры. Тогда в биологии, чтобы доказать, что они тоже ученые, а не шарлатаны-экстрасенсы, вынужденно пихали математику в любую щель, а от нападок прикрывались дипломами программистов. Попробуй доказать, что наблюдения — стадия еще более высокая! Наука начиналась с наблюдения, потом перешла к экспериментированию — весь первоклассный двадцатый век ушел на экспериментирование. Эксперимент вырывал некий ответ, на нем строилась наука, но всем ли силой вырванным ответам можно верить? Даже природа может солгать, если ей приставить нож к горлу.
Тучи над ним сгущались, а Кирилл не чувствовал себя гордым дубом, чтобы подвижническим выстаивать под ударами молний, терпеть стада свиней, которые пытаются содрать кору, рвут его корни в поисках желудей... И все-таки половину лета он просидел на раскладном стульчике перед чертополохом, вместо того, чтобы как нормальный ученый выпрашивать больше часов работы с компьютерами, чертить графики, писать заявки на оборудование, требовать средства, людей.
Правда, когда он вернулся из Малого Мира, никто уже не посмеивался над его чудоковатостью, победителей не судят, но с того времени уже прошло два долгих года. Это два столетия в нашем быстро меняющемся мире. Почти так, как в Малом.
Мощная лампа солнца висела уже над головой. От жары начал плавиться небосвод, тяжелые капли солнечных фотонов больно били по голове, сползали по плечам, спине. В черепе мозгам вроде бы становилось тесно, как забродившему тесту.
Стараясь заставить себя работать, Кирилл начал поголовную перепись. В прошлый раз он насчитал 897 постоянных жильцов, из них 650 тлей, остальные — трипсы, листоблошки, божьи коровки, клещи, сирфиды, пауки, моллюски... А сколько визитеров? Тех же муравьев? Такое не смоделируешь. В искусственных муравейниках муравьи ведут себя совсем иначе...
Он еще спорил с оппонентами, подбирал убийственные доводы — Кирилл был из тех, у кого остроумие проявляется на лестнице... И вдруг — на чертополох снова упала тень. Точнее, не упала, а обрушилась. Тень была такой густоты и мощи, словно дотянулась с Луны. В ней, как в черной дыре, сразу умолкли кузнечики, погасли божьи коровки, исчезли бабочки.
— Здр-р-равствуй, Кирилл Владимирович! — прогремело с небес.
Кирилл вскочил, опрокинул стульчик. Перед ним высился Ногтев. Вокруг него нарушалась гравитация, изгибалось пространство-время и, как от квазара, струилась странная мощь.
— Здравствуйте, — пролепетал Кирилл. Он запоздало понял, что о приезде Фетисовой или Немировского не стали бы предупреждать самого директора института.
Ногтев раздвинул каменные губы, на миг вспыхнул протуберанец улыбки:
— Не ждали? А я просил задержать вас до конца дня. Рассеянный народ ученые!
— Нет-нет, — ответил Кирилл торопливо, — меня предупреждали. Это я сам... Пойдемте ко мне?
Ногтев шагал рядом, искоса рассматривая Кирилла. Кирилл тоже украдкой посматривал на шагающий монумент, стесняясь разглядывать слишком пристально. Неловко разглядывать в упор горбунов, инвалидов, и хотя Ногтев вроде бы не горбун, не инвалид, но его переразвитая мускулатура, слабо замаскированная валиками жира, злорадно кричит, что ее хозяин когда-то больше работал бицепсами, чем извилинами, а это, по глубокому убеждению Кирилла, и было наибольшим уродством.
— Вы не изменились, — решил Ногтев наконец. — Сколько пробежало? Полтора года? А как вечность... Нет, два года. Помню, вы требовали немедленно повторной экспедиции к этим... черным лазиусам.
— Было такое, — ответил Кирилл неохотно. — У вас хорошая память даже на мелочи.
— Ну это не мелочи... Что удивительно, двух лучших испытателей перевербовали! Едва отбился от Фетисовой и Немировского. Не обижайтесь, что отказали. У нас жесткая программа, свое бы успеть.
У корпуса, где у Кирилла была комнатка, Ногтев отмахнулся. У подъезда стояла длинная легковая машина. Дорогая, блестящая, она выглядела взбунтовавшимся компьютером: из распахнутой дверцы свисали безжизненно человеческие ноги. Одна штанина задралась, по голой ноге ползла крупная муха.
— Подъем, Володя, — негромко велел Ногтев.
Водитель вскочил, одурело помотал растрепанной, словно ее запекали в духовке, головой. По красному лицу бежали мутные струйки пота. Сонно улыбаясь, он быстро обогнул машину, распахнул дверцу:
— Прошу вас, Аверьян Аверьянович!
Ногтев приглашающе повел ладонью:
— Кирилл Владимирович?.. Прокатимся, поговорим.
Сиденье дружески приняло Кирилла в объятия. Не машина, а сплошной деловой комфорт без крупицы развратной роскоши. Бесшумно тронулась с места, словно электромобиль, но скорость набирала как ракета. Дорожные столбы почти сразу же слились в серую полосу.
— Вы были, — сказал вдруг Ногтев, — руководителем первого длительного выхода в Малый Мир.
— Я не был руководителем.