Ногтев ел с аппетитом, мюллеровы хлебцы удались на славу. Рецептура отрабатывалась миллионы лет, подбросил Кирилл, Чехов обещал научить зайца спички зажигать. Это труднее!
— Обязательно отмечу на карте, — пообещал Ногтев. — Красным цветом!
Стены быстро начали светлеть, переходя из хмурых темно-зеленых в радостно изумрудные. Яркий луч солнца ударил в стену напротив Кравченко, где тот завтракал, и хирург замер, держа хлебец в зубах: в зеленом квадрате задвигались ядра, темные мешки. Поплыли, волоча хвосты, пузыри и блестящие колбаски. Что-то выплывало, что-то выдвигалось, тыкалось в темнеющие межклеточные перегородки...
— Жить можно, — подвел итог Ногтев. — И стол, и дом. Впечатляет. Но все-таки не настолько, чтобы ради дармовой еды и жилья, несмотря на еще встречающиеся отдельные недостатки с продовольствием и жильем, бросить достижения цивилизации и ринуться в мир жуков, как говорит наш Хомяков. Не так ли, Кирилл Владимирович?
— Подсчитаем очки позже, — предложил Кирилл миролюбиво. Странное чувство уверенности теперь не покидало. — Все-таки там все еще встречаются эти отдельные недостатки... И хотя наши достижения в этой области огромны, но недостатки встречаются чаще. А здесь... К тому же цивилизацию не оставим, возьмем с собой.
Из дыры в полу высунулась огромная голова интеллектуального муравья. Повел сяжками, выкарабкался, цепляясь когтистыми лапами, с озабоченным видом подбежал к Ногтеву.
— Со мной все в порядке, — сказал Ногтев с досадой. Он посмотрел по сторонам, гася улыбочки. Подхалим! Занимался бы чем-то одним, а то прыгаешь от дела к делу. Сангвиник нашелся! Вон Немировский и Дима плечом к плечу... усик к усику крушат перекрытия. Кирилл Владимирович, это займет их надолго?
— Если пробивались всю ночь... то в нашем распоряжении небоскреб этажей в пятнадцать. Чуть ниже почвы идет нулевой цикл, дальше каверны в корнях, но сколько до них — боюсь ошибиться.
С потолка спрыгнула Саша, приземлилась Ногтеву на плечо. Не смутившись, грациозно спорхнула, лихо козырнула:
— Параметры позволяют разместить в этом зале...
Ногтев удивленно поднял брови:
— Фетисова, я вас не узнаю. На Журавлева работаете?
Саша покраснела, ее кулаки сжались:
— Аверьян Аверьянович, я работаю на программу экспедиции! Докладываю, что жизненные условия вполне...
— Вольно, — прервал Ногтев. — Рапорт принят. А жизненные условия вполне, согласен. Журавлев незаметненько всех подводит к этой идее. Тихой сапой, не рубит с плеча, как простак Немировский...
Он легко взбежал по стене, высунул голову в отверстие, что почти заросло за ночь.
Далеко внизу были серые холмики земли, бурелом, гигантские опавшие листья мегадеревьев. На одном таком холмике выделялся ядовитым цветом красный комбинезон.
— Забелин! — заорал Ногтев, хотя переговорник был вмонтирован в воротник комбинезона. — Доложите обстановку!
Далекая фигура шевельнулась. Ногтев услышал слабый голос, искаженный статическими помехами:
— Ночь прошла как один кошмар! Что-то скреблось, верещало, замерзало у самого порога. Просилось погреться? К утру стихло. Сдохло, видать. Но я поста не оставил, Аверьян Аверьянович! Не поддался унижающей человеческой жалости, Несвойственной человеку нашего общества. Добрые да мягкосердечные не построят четвертый сон Веры Павловны, верно? А когда утром открыл люк, пробовали пролезть всякие бродяги, нищие, попрошайки... Отогнал, конечно, хотя жалость, этот пережиток в нашем передовом обществе, шевелилась. Худые такие...
— Всех гони, — велел Ногтев. — В нашем обществе не может быть жалости к бродягам, панкам и прочим бездельникам. Заразу разносят! Через полчаса тебя сменят.
— Хорошо бы! Только такого, кто потверже сердцем... Чтоб характер нордический и в жалости замечен не был.
Ногтев отжал кнопку, голос Забелина оборвался. Ногтев повернулся к Кириллу:
— Пора бы заменить! Вот Немировскому не надо ни сна, ни отдыха, только подай препятствие. Как на быка красная тряпка! Там не опасно?
Кирилл пожал плечами:
— Что может встретиться в пустом доме? Где двери заперты? Мы открыли их первыми!
— А надолго он там?
Кирилл прикинул на глаз толщину стены, высоту потолка, заглянул вниз в дыру, откуда поднимались сладковатые испарения.
— Здесь двадцать-тридцать этажей... Башня будет в нашем распоряжении через пару суток. Включая подземные этажи корней. И все запасы хлебцев Мюллера.
— Ну, хлебцы для Хомякова. Он у нас ведущий специалист по недоеданию. Конечно, я побываю на всех этажах, отчет должен быть полным.
Все залы, как записал для памяти Ногтев, это воздушные резервуары. Изолированный воздух предохраняется от перегрева и потери влаги, а на внешних кольцах междоузлий скапливается дождевая вода, откуда всасывается стенками. Заткнув дыру, через которую влезли, можно держать воздух влажным, а температуру легко подыскать по душе, перемещаясь по вертикали. Самые холодные залы внизу, в стенках еще циркулирует грунтовая вода, зато в верхнем жарко как в бане. В каждой башне с комфортом разместится пять-шесть тысяч человек, включая помещение для работы, учебы, спортивные залы и профилактории.
Но лучше, добавил Ногтев, чтобы заселение Малого Мира начинались как можно позже. Здесь работа другая, учеба другая, многое другое. А если мы до сих пор по цвету кожи или разрезу глаз относим человека к высшим или низшим, то даже там такие взгляды встречают не просто противодействие, а ответную защитную реакцию: черный национализм, желтый, избранничество... А здесь пока что ученые отделываются шуточками, только нельзя доводить до того, чтобы сказали всерьез!
А здесь пока что Хомяков неутомимо облазил башню внутри и снаружи, взял на учет запасы корма, а Кирилл, гордясь так, словно сам вырастил такое чудо, вывел Хомякова по внешней стороне на самый верх. Там начиналась область широких листьев.
На ближайшем черенке торчали круглые шары на тонких ножках. Размером с футбольные мячи, даже с такими же плотно сжатыми чешуйками, они тянулись широкой полосой, постепенно сужаясь в клин.
Кирилл сорвал, точнее, снял ближайший мяч. На стебельке осталось углубление, мяч лежал на подставке. Голубые чешуйки снимались легко, открывая белоснежную рассыпчатую массу, похожую на мякоть особо удавшегося банана.
— Попробуйте!
— Я не подопытный кролик, — заявил Хомяков негодующе. Он осторожно взял шар, — и не морская свинка... Вообще-то... Гм, что-то совершенно новое на вкус. Ну и обжоры здесь живут! Ну, гастрономические развратники! Ну, насекомые!
Он съел почти все, благосклонно кивнул:
— Сахару переложили... Но в остальном очень неплохо. А я возьму еще один на анализы?