— Бьюсь об заклад, — сказал Ногтев с подозрением, — вы уже начали собирать рецепты для первой книги о вкусной и здоровой пище!
Хомяков замялся, уже явно хотел ускользнуть с ответом, как мокрое мыло из ладони, но воздух ли виной, гравитация, уменьшение атмосферного или какого давления, вдруг сказал:
— Кроме прямой работы... я должен подготовить тему «Особенности адаптации в осенний период в свете решений декабрьского Пленума»...
Он замолчал, и Ногтев сказал нетерпеливо:
— Очень важная тема. И что вас затормозило?
— Ну, — сказал Хомяков несчастным голосом, он отвел глаза, — тема важная, жить ей века... Но я человек простой, бесхитростный, не семи пядей во лбу. Пусть, думаю, ее поднимет кто-то талантливее, а я сделаю что-нибудь проще. Для массы, так сказать, для простого народа. Чтоб в каждой семье, чтобы руководствовались, чтобы читали...
На остатки убитых насекомых, которые уносили за лагерь, собирались стаи хищников, слетались местные стервятники, сбегались шакалы и гиены этого мира. Дмитрий с Димой устраивали чикагские бойни. Хомяков из добычи вырезал по ломтику, экспериментировал на кухне. Цветкова похудела еще больше: дала однажды волю женскому любопытству, заглянула на кухню, где Хомяков готовил филе из ноги таракана. Зато Ногтев посвежел, поздоровел, даже поправился благодаря настойчивой заботе ксерксов.
На последний день перед стартом исчезла Фетисова. Когда прошли сроки, на поиски вышли все, только Ногтев остался охранять «Таргитай».
Кирилл поднялся в воздух последним. Не верилось, что Фетисова попала в беду, из которой ей не выпутаться самой. Супердесантница, молниеносная реакция, сверхвыживаемость, постоянная бдительность...
Он покружил над лагерем, но вычислить путь Фетисовой не смог — она могла руководствоваться умом и женской логикой. А пускаться вслепую — позор для серьезного мирмеколога!
После той ночной прогулки, когда он позорно влип в каплю росы, он нагрузился оружием как Рембо в Афганистане. Под ним проскакивали зеленые поля листьев, приходилось часто опускаться, смотреть под ними. В руках он держал наготове бластер, оглядывался, вздрагивал, завидев блестящее.
Заглядывая в одну из нор, едва не угодил в мандибулы сороконожки. Пока та выскакивала наверх, расшвыривая камни, он в панике скакнул как кузнечик, в спешке забил крыльями. По сторонам замелькало зеленое, метались тени, а он, как пуля, понесся вверх вдоль странной серебряной трубы. Толстая, массивная, она выходила из бесконечности и уходила в расплывающуюся бесконечность. Через каждую сотню метров от трубы отходили рукава потоньше, на них блестели шарики размером с кулак. Потом тонкие трубы стали попадаться чаще, и Кирилл понял, что летит вдоль радиальной нити к центру паутины.
Слева белела стена с темными проплешинами. Мегадерево, похоже — береза. Основание рамы крепится к нему, сама паутина соткана с размахом, в расчете на хороший улов. Глупо Фетисовой попасться в простейшую сеть, но проверить надо, у нее уже бывало всякое...
Кирилл полетел наискось, придирчиво осматривая паутину. Основной канат сплетен из тонких нитей, но эти нити крепче стальных канатов, если взять равные по диаметру. Паутинная рама и радикальные нити хорошо натянуты, пружинят под ударами ветра. Невежды полагают, что паутина вся липкая, но по такой сам паук не побегал бы, прилип бы сразу. И рама, и радиальные нити, даже спирали плетутся из сухих нитей, паук в самом конце работы нанизывает на них липкие капельки...
Кирилл измерил взглядом расстояние между коварными шариками. Паук оставляет место, чтобы бегать и по спирали, не задевая липучек, но глупые насекомые не подозревают об опасности... А как насчет Фетисовой?
Перестав махать крыльями, он опустился на ветку мегадерева. Почти наступил на серебряную трубу паутины, что паук захлестнул петлей на ветке, так надежнее, а липучка — лишь для добычи. Важно не потерять саму паутину. Она убежище и ловушка, здесь можно прятаться от непогоды, врагов. Здесь хранятся в коконе яйца, здесь можно защищать молодых паучков!
Кирилл потрогал радиальный трос. Поработал мастер! Пауки видят слабо, даже скакуны различают добычу лишь в двух-трех шагах, остальные ориентируются по движению воздуха да дрожанию паутины. Прилипни сюда мошка, паук сразу нарисует ее портрет, возраст, пол, упитанность... Но если прилипнет Фетисова, какой портрет нарисует паук?
Присмотревшись, на грани видимости заметил кокон. Или что-то напоминающее кокон. Не сразу даже попал руками в петли, полетел рваным трепыхающимся полетом, держась над паутиной. Еще два спеленатых кокона! В первом, судя по размерам, крупная муха, во втором — нежная мошка, такому пауку-гиганту на один зуб, то есть, на одну холицеру, а вот третий...
Он вернулся на ветку мегадерева, оставил в расщелине коры крылья. Сперва он бежал по толстому радиальному канату, потом перескочил на спиральную нить, пришлось на бегу перепрыгивать через липкие, размером с дыню, шары. Спиральная нить чуть подрагивала, снизу была пустота, земля расплывалась. Он был на высоте тысячеэтажного дома.
Вдруг ощутил под ногами ответную вибрацию. Хозяин высчитал массу новой жертвы, прикинул, поколебался, но все же покинул центр паутины, побежал навстречу. У Кирилла расчеты заняли больше времени, инстинкт в этой ситуации деликатно помалкивал, но все же массу и скорость паука определил, даже примерный возраст вычислил...
Паук выбежал навстречу огромный, как электричка на монорельсе. Кирилл оттолкнулся, его подбросило, он сделал тройное сальто и опустился на соседнюю нить. Увидел бы Дмитрий, умер бы от зависти. А тут удался такой трюк, а свидетелей нет.
Паук затормозил на том месте, где только что билась добыча, пощупал воздух педипальцами. Размером с тяжелый КРаЗ, нить прогибается, волосатые лапы толщиной с трубы для газопровода. Мускулатура рельефная, а мышцы головогруди, как у Арнольда Шварценеггера. Восемь блестящих глаз, ярких, почти осмысленных. Глядя в них, не всякий студент вспомнит, что эти глаза едва отличают свет от тьмы.
Паук развернулся к Кириллу. Между ними было пустое пространство, но паук смотрел так прямо, осмысленно, что Кирилл осторожненько отступил. Может быть, лабораторные опыты чего-то не учитывают? Паук все-таки как-то видит?
— Ладно, не сердись, — сказал Кирилл. — Какой из меня деликатес?
Он побежал по серебристому канату. Блестящие шарики липучки неслись навстречу. Прыгал, едва попадал на канат, а когда движением воздуха снесло, кое-как зацепился в падении, и дальше уже бежал медленнее, глядя под ноги, косясь на паука, что догонял по параллельному монорельсу.
На ближайшем перекрестке паук круто свернул, перебежал на линию Кирилла, канат под ногами мирмеколога затрясся. Не оглядываясь, доверяя инстинкту, он бежал до тех пор, пока педипальцы не дотянулись до его плеч, затем прыгнул — тройное сальто, снова подошвами на параллельный канат! Сегодня явно в ударе.