Дмитрий хрипло вскрикнул, из его пушки с громким хлопком вылетела гарпунная стрела. Саша в последний момент поспешно повернула турель, выстрелила с опозданием. Гондолу от выстрелов качнуло, затем она дернулась и застыла, будто вмороженная в лед.
Ногтев прильнул к иллюминатору. Дмитрий и Саша выпрыгнули из нижних люков, держа бластеры наготове. Особенно бравый вид был у Саши.
— Мастерски! — одобрил Ногтев. — Впервые по-человечески.
Справа от гондолы блестела отполированная стена камня, слева в десятке шагов поднималась гора мегадерева. На камне блестела серебристая нашлепка, тянулся в гондолу прочный канат, а в мегадереве торчала толстая гарпунная стрела. Гондола висела на канатах, точно посередине, едва касаясь днищем земли.
Сверху бесшумно опадал огромный красный шар. Он был похож на космический корабль с бесшумным гравитационным двигателем. С ленивой грацией лег на валуны, закрыв огромное пространство. Из люков выпрыгнули Забелин, Чернов, Хомяков, их обогнали ксерксы. Все бросились прижимать к земле еще теплую шевелящуюся ткань. Воздух уходил неохотно, вздувал мешок пузырями.
Даже Ногтев с Кириллом помогали скатывать мешок в плотный пакет, лишь десантники караулили, их пальцы подрагивали в нетерпении на спусковых крючках.
— Тип жизни, — быстро сообщил Кирилл. — Фауна 256, флора 718...
Ногтев перебросил листы, сразу несколько пар глаз просканировали информацию, руки расхватали снаряжение, соответствующее фауне 256 и флоре 718, простучали подошвы, и гондола опустела.
Воздух был непривычно чистым. Прозрачным и легким, как спирт. Не то, что микробов, не было даже сгущений, рефракции, хотя от валунов несло сухим жаром. Разнеженный, наполненный запахами воздух явно отступил над натиском холодного однородного озера, медицински чистого.
Ксерксы сделали пару ориентировочных вылазок, запомнили место посадки, отлучились на пару минут, еще раз проверили, пересчитали, затем в спешке начали перетаскивать из леса гусениц, многоножек, кивсяков, жуков... Хомяков радостно квохтал над ними, ксерксы явно стремились перетаскать всю живность, и перетаскали бы, но Дмитрий ревниво переключил программу. Хомяков остался с запасами один, а ксерксы вместе с Дмитрием встали на посту.
Кирилл ушел с Забелиным осматривать природные ресурсы. По крайней мере так было записано в программе. Чуть позже присоединился Ногтев. Он осматривался по сторонам с таким видом, словно оценивал стратегические ресурсы.
— Насобачиваемся, — сказал он с одобрением. Посадка как по маслу, мешок скатали и упрятали за рекордное время, все понимают друг друга с полуслова!
День начался удачно, подумал Кирилл. Может быть, в самом деле горелка повернулась сама? А рацию смяла стихия? Маловероятно, конечно, но разве диверсант на «Таргитае» вероятнее?
Ночевали, как в первую посадку, в расщелине. Все прошло без задоринки, утром Дмитрий предложил сделать марш-бросок к мегаозеру. Кравченко с ходу отверг, Ногтев же, будучи до глубины костей демократом, если дело не касалось важных вопросов, во всеуслышание обратился за консультацией к Кириллу.
В результате, имела место, как записал Хомяков в дневнике, первая в истории пешая экспедиция. Нагрузились, как... Куда там верблюдам или ишакам, даже Хомяков нес столько, что караван ломовиков не увез бы, но Хомяков напевал, подпрыгивал, поторапливал отстающих. В лагере остался негодующий Чернов, хотя ему, видимо, в утешение, определили в напарницы красавицу Цветкову. Даже Буся и Кузя не пожелали остаться, отправились с десантниками.
Бежали быстро, прыгали с камня на камень. Останавливались только попить росы, глюкозу глотали на ходу. Дважды замирали, опасаясь перегрева, хотя бежали в тени. Для многих было в новинку перегреться от собственных мышечных усилий. Хомяков прозевал, рухнул без сознания, пришлось нести, поливая водой, пока не очнулся. Через пять минут уже несся, мокрый, трясущийся от холода, как Абебе Викила. Комбинезон не застегивался: воды набрался так, что едва не выплескивалась из ушей.
К полудню ощутили могучее дыхание океана. Воздух навстречу шел холодный, несмотря на палящее солнце.
Дмитрий внезапно придержал Сашу за плечо:
— Ты красивая, но Богу больше нравятся парни...
Он первым взбежал на гребень россыпи камней. Дальше в десятке шагов начиналась поблескивающая странная местность: крупные слоновьи валуны, кристаллы камней — все сплошь покрытое толстым одеялом водной пленки. А еще дальше — очень медленно, со скоростью песчаных дюн, перемещались горы воды, напоминающие Уральские. Такие же старые, наполовину сглаженные, уже почти не горы.
Саша взбежала следом, обиженно и с недоверием посматривала на Дмитрия. Раньше соратник никогда не намекал, что она женщина. Но и оскорбления в его тоне не было...
Отряд спустился к воде медленно, осторожненько. Водяная пленка медленно двигалась навстречу: но по дороге таяла. Ее всасывало между булыжниками. Земля была пропитана влагой, а еще дальше камни постоянно подрагивали, пошевеливались.
На следующее утро попросил лекарства «от головы» Хомяков, за ним Забелин, Кирилл. Ногтев стал грознее грозовой тучи, не отходил от Кравченко.
— В Большом Мире была чума, — говорил Кравченко успокаивающе, хотя его игривый тон не вязался с побледневшим лицом, — а здесь так... чумка. Справимся.
На всякий случай всех накачали антибиотиками. Кирилл полдня ходил как в тумане, потом боль вернулась. Кравченко снова сделал укол, но боль не ушла, чуть затаилась, покусывала при каждом движении.
Вечером Кравченко сообщил, что не заболели только испытатели, Ногтев и сам он, Кравченко. Естественно, также Чернов и Цветкова, что сидели в лагере.
— Мое мясо старое, — ответил Ногтев с мрачным удовлетворением. — Что за болячка привязалась?
— Возбудитель пока не найден, — ответил Кравченко осторожно. — Но я его найду. Это всего лишь вопрос времени.
Ногтев смолчал. Временем он пока не распоряжался.
Утром с жалобами на озноб явилась Цветкова. Ногтев почернел: болезнь пришла в лагерь!
— Остались мы четверо, — подтвердил Кравченко. — Чернов терпит, не сознается, но все признаки болезни налицо.
— Меня тоже вычеркни, — с усилием признался Ногтев. — Началось, чувствую. Если так пойдет дальше, «Таргитай» придется вести ксерксам.
— Без дипломов не допустим. Аверьян Аверьянович, заболевших надо в анабиоз. Хоть на несколько часов отсрочим, каждая минута на вес... жизни!
— Что-нибудь проясняется?
— В ночной анабиоз впадают Журавлев с десантниками. Я тоже здесь замирал, проверял на себе...
— Понятно, — сказал Ногтев быстро. Он чуть ожил. — Именно вы четверо держитесь на ногах! Правда, Журавлев тоже сдал, но он здоровьем не блещет, к тому же мог получить самую большую дозу...