Мегамир | Страница: 88

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Чего?

— Это я у тебя должен спросить. Ладно, всех в ночной анабиоз, кроме меня, понятно.

— Аверьян Аверьянович!

— Не спорь. Я в командовании этим Ноевым ковчегом. К тому же капитан уходит последним.

На следующее утро, это был уже третий день с начала эпидемии, Кравченко ушел за лекарственными травами. С ним отправился для охраны Дмитрий с Бусей на плече и ксерксом на фланге. Вернувшись к вечеру, Кравченко едва волочил ноги, иссох, глаза запали.

— Прошелся по вашим следам до озера, — сообщил он Ногтеву. — Для верности полежал на камнях.

Дмитрий, поймав испепеляющий взгляд начальника экспедиции, развел руками: его дело телячье: наелся — и в хлев. Охрана не обсуждает действия охраняемого.

— Ты ж единственный медик, — сказал Ногтев в ярости. — Дезертирство! На фронте за это к стенке ставили!

Кравченко ответил, едва держась на ногах:

— Я в тупике... За что ни берусь, все не то. А время бежит! Мне стыдно быть здоровым. Какой я врач, если спасаю только себя?

— Дурень, это чистая случайность!

— Лучше бы ее не стало. Врач должен быть с больными. На себе скорее пойму, что нас терзает...

Ночью в анабиоз доктор не лег, утром торчал на солнце. За два дня догнал Забелина, который заболел первым. Но Забелин спал в холодной расщелине, болезнь останавливалась хотя бы на ночь, а Кравченко днем и ночью готовил растворы, экспериментировал. Суставы распухли, а когда все спали, он тихонько стонал.

— Не могу видеть, как мучается, — не выдержал Кирилл. — В анабиоз хотя бы на ночь.

— Не надо, — возразил Ногтев. — Тело мучается, а душа горда... Чист не только перед нами, даже перед собой!

Кирилл смолчал. Он понимал Кравченко, сам из той же касты, но откуда знает такое Ногтев?

Почерневший, терзаемый адским огнем, с безобразно вздутыми суставами, Кравченко мучительно медленно двигался к походной экспресс-лаборатории, искал противоядие, сыворотку. Кирилл пробовал помочь, но только ввязался в спор, когда Кравченко хотел искать в их крови неведомых вирусов или даже клещей, наподобие акаридных, поражающих трахеи пчел.

На седьмые сутки Кравченко лежал пластом. Кириллу прошептал, почти не открывая глаз:

— Кирилл Владимирович, другого шанса не будет... Возьмем же за основу, что существует крохотный вид клещей, еще неизвестных науке...

— Их половина еще неизвестна, — ответил Кирилл. — Говорите, говорите! Я слушаю.

— Предположим, клещ внедрился, развивается... Ночной холод тормозит, потому мы не ощутили сразу...

— Эти клещи должны быть меньше фильтрующегося вируса!

— Я ж говорю, предположим... — он шептал так тихо, что Кирилл наклонился, стараясь не пропустить ни слова. — Я приготовил состав... Как только кончится фильтрация, напоите меня и остальных... Если не сработает, уже не...

Два часа Кирилл, сам едва держась на ногах, разрывался между сосудами, где кипело варево, умирающим Кравченко, неподвижными членами команды. Он свалился без памяти, когда фильтрация заканчивалась. Дмитрий оставил Сашу охранять лагерь, сам разжал зубы Кравченко, влил ему лошадиную дозу. Затем, отогнав ксерксов, пытавшихся отнести Кравченко и других на кладбище, напоил всех, даже заставил отхлебнуть Сашу.

Кравченко открыл глаза, прошептал:

— Дима... Дима, послушай...

К нему с готовностью подбежал Дима, потрогал его сяжками. Кравченко опустил веки, но тут же появился Дмитрий:

— Володя, я здесь! Говори!

— Дима... варево не сработало. Малость взбодрило, но... минут через пять начнется приступ. Последний.

— Володя! — заорал Дмитрий. — Я тебе сяжки обломаю! Ты же единственный специалист!

Он беспомощно смотрел на безжизненного медика. Ксеркс тоже посмотрел на Кравченко, но нести его пока не давали, а у двуногого друга между лопатками появилась проплешина незащищенного хитина. Дима начал тщательно вылизывать шершавым как терка языком, попутно пропитывая феромоном, Дмитрий непроизвольно двигал плечами, нежась. У Кравченко все плыло перед глазами, но тренированный мозг уцепился молниеносно, прогнал целую серию образов, дал ответ.

Кравченко шевельнул губами. Дмитрий приподнял его, подбежала Саша, смочила медику губы.

— В слюне муравьев... — прошептал Кравченко, — противогрибковое... противомикробное... Железы в брюшке, там все есть...

Руки Дмитрия еще держали его, но Кравченко уже освобожденно летел в бездонную черноту.

Кирилл лежал обессиленный, без единой мысли. Очень нескоро в сознание начали проникать отдельные звуки, затем слова:

— Надо бы сразу... А мы, цари природы...

— Точные науки не всегда...

— Кто мог подумать?..

Люди бродили тощие и бледные, как уэллсовские морлоки, только Дмитрий годился для плаката о строителях коммунизма, Буся на его плече тоже был сыт и румян, а ксерксы носились из лагеря в лес и обратно как черно-красные молнии. Кто-то заявил, что «Дима» и «Саша» — слишком неуважительно по отношению к спасителям, надо бы их по батюшке, заслужили, а ведь совсем не загордились, настоящие скромные герои.

Кирилл поднялся, вполуха слушая почтительные клички, одна другой ярче. Всех еще терзали спазмы, но для шуточек сил хватало. Ногтев был бледным до синевы, много и часто пил, однако голос его был таким же авторитетным:

— Товарищи, поздравляю с благополучным завершением первого серьезного испытания...

Кравченко еще не поднимался, Кирилл тоже был истощенный, страшный, но вдобавок суставы у него воспалились, распухли, проступали сквозь тонкую кожу ярко-красными шарами.

— В нашей крови остались гипопусы, — рубанул Ногтев. — Все поняли? За подробностями — к Кириллу Владимировичу. Добавлю, что в поганых условиях часть клещей не дохнет, а принимает форму, в которой не страшны морозы, жара, яды, радиация... Как их добыть, решим по возвращении. Пока что приказом по экспедиции обязываю пользоваться феромоном наших полноправных членов: Дмитрия Немировского-младшего... или старшего? — и Саши Фетисовой. Конечно же, старшего.

Страшноватые звери станут любимцами, подумал Кирилл с усмешкой. Заласкают, закормят. Даже Цветкова решается трогать муравьев за сяжки, Диме какого-то клопика предлагала...

Метаболический вихрь, здоровье, боевой дух — словом, вернулась прежняя форма, только у Кравченко суставы остались вздутыми, словно галлы на тонких веточках. Ненавидевший роботизацию, сам стал похож на карикатурного робота с шарнирами на месте соединения конечностей.

— Это надолго? — спросил Кирилл с неловкостью.