– О! Ты говоришь искренне?
Хотел ли Фергюс ее счастья? Ей самой всегда казалось, что для первого мужа было куда важнее расположение ее брата, а не ее собственное.
– Конечно! Абсолютно искренне.
– Приятно слышать.
Друстан улыбнулся:
– Ты еще не совсем пришла в себя, так ведь? Наверное, дает себя знать беременность.
– Полагаю, что так.
– Ну а как же я? Ты желаешь мне счастья?
Счастье Друстана не должно было иметь для Кэт серьезного значения. Она вышла замуж не по доброй воле и даже не из чувства долга, а всего лишь по несчастному стечению обстоятельств. Потому-то таким удивительным казалось его стремление к семейному миру и благополучию. Ее чувства оказались ему небезразличны, хотя она и не слишком понимала, почему именно.
Может быть, забота диктовалась супружеским долгом?
Не важно, что заставило мужа вести себя так, а не иначе. В любом случае Кэт тоже стремилась подарить радость истинной близости.
– Да, я от всей души желаю тебе счастья.
– Значит, мы непременно будем счастливы.
– Учти: если убьешь моего брата, все мгновенно разрушится.
Друстан взглянул на Кэт так свирепо, что она невольно зажмурилась.
– Только не пытайся манипулировать. Ничего не выйдет. Я все равно буду поступать только так, как приказывает долг воина.
– Так, значит, ты солгал? – Кэт безуспешно пыталась освободиться из кольца сильных рук. – Желаешь мне счастья лишь настолько, насколько оно не помешает тебе поступать по-своему?
– Воину редко выпадает невероятная удача поступать по-своему. Куда чаще он выполняет то, что диктует чувство долга.
– Но если ты хотя бы попробуешь поговорить с Талорком – вместо того чтобы бездумно и опрометчиво бросаться в бой, – то, возможно, поймешь, что война между кланами ни к чему.
– Вряд ли он согласится на переговоры.
– Малыш еще не родился. С Божьей помощью вам удастся прийти к соглашению, и мое сердце не разорвется от горя. Пока еще время терпит.
Друстан вздохнул и лег на спину.
– Лахлан не мог позволить Сусанне охотиться в одиночестве – это первое. А второе – моя сестра никогда не лжет. Никогда.
Без теплого объятия Кэт сразу замерзла. Или это обдали холодом слова?
– Так, значит, ты считаешь, что обманываю я? – спросила она вслух, а потом мысленно прокричала прямо ему в мозг: «Я говорю чистую правду!»
Друстан снова повернулся к жене, прижал к себе и согрел теплыми сильными руками.
– Не хочу сейчас это обсуждать.
Губы Кэт рвались к поцелую, и все-таки она увернулась. Тема казалась слишком важной, чтобы вот так запросто погасить ее ласками.
– Не хочешь, потому что не готов признать собственные заблуждения. И все-таки остановись и подумай. Что, если Сусанна переплыла пролив в надежде пережить полнолуние в одиночестве? Но попытка не удалась. Дело закончилось союзом с Магнусом. А теперь она не хочет, чтобы возлюбленный считал ее неверной или непослушной, и потому-то…
– И потому-то солгала? Моя сестра не настолько слаба!
– Пожалуйста, Друстан! Хотя бы подумай о такой возможности!
Он покачал головой и поцеловал Кэт, но она не захотела ответить на нежность. Выдержка далась нелегко – труднее, чем когда бы то ни было в жизни, и все же она не хотела и не могла отдаться человеку, который считал ее лгуньей.
– Что с тобой? – недовольно поинтересовался Друстан, поднимая голову.
– Ты продолжаешь считать, что я говорю неправду.
Друстан глубоко вздохнул, и от этого вздоха твердая мускулистая грудь прижалась к боку Кэт.
– Не думаю, что ты обманываешь.
– Нет, думаешь! Ведь получается, что кто-то из нас двоих непременно лжет: или Сусанна, или я.
«Или Лахлан», – добавила Кэт про себя. Впрочем, она считала, что мнение Эмили на этот счет вполне заслуживало уважения. Вождь слишком самонадеян, чтобы опускаться до обмана.
– Сусанну я знаю всю жизнь. Она ни за что не будет лгать.
– А меня ты знаешь всего лишь два дня и одну ночь. Тем не менее я тоже не способна на ложь.
Сердце защемило, но Кэт не понимала отчего. Недоверие должно не ранить, а оскорблять и возмущать. Так что же происходит? Почему так больно?
– Может быть, это Магнус убедил сестру рассказать историю?
– Зачем? Наш кузнец не настолько стеснителен и робок, чтобы бояться официального предложения. А поскольку Сусанна скорее всего уже ждет маленького, ему вряд ли отказали бы… независимо от того, как она стала его.
– Но если он захватил ее, Лахлан все равно мог бы объявить войну.
– И даже ложь не смогла бы предотвратить кровопролитие. Нет, Магнусу незачем толкать жену на обман.
– Итак, ты все-таки стремишься обвинить мою сестру во лжи?
– Нет. Я всего лишь прошу тебя поговорить с ней… поговорить с Талорком. Пожалуйста, не упрямься!
– И каким же образом, по-твоему, это можно сделать?
– Ну, например, ты мог бы отправиться к Синклерам открыто, на переговоры.
– И конечно, взять с собой тебя?
– Меня Талорк выслушал бы более внимательно, чем тебя. И все же нет… если, конечно, ты сам не считаешь, что мне следует присутствовать.
Кэт всю жизнь общалась с самолюбивыми и вспыльчивыми воинами, а потому хорошо знала, когда следует пойти в наступление, а когда лучше ретироваться.
– Ну а если я откажусь взять тебя к Синклерам, ты откажешь мне в близости?
– Нет.
– Докажи.
Кэт доказала в полной мере. Она отбросила в сторону все тревоги, волнения, страхи и с готовностью приняла радость и наслаждение. Эмили считала, что подруга не понимает ее решения позволить Лахлану нежные прикосновения, но Кэт все понимала. Даже слишком хорошо понимала. Она и сама отчаянно нуждалась в той страстной близости, которую дарил муж. Стремилась почувствовать неразрывную связь – пусть даже и иллюзорную.
Но с другой стороны, почему же иллюзорную, если сам Всевышний решил сделать их с Друстаном священными супругами?
За ужином Лахлан снова приказал, чтобы Эмили села рядом, слева. Кэт и Друстан остались у себя, так что Ульф сел по правую руку от вождя и всецело завладел его вниманием. Эмили не могла с уверенностью утверждать, что воин специально исключил ее из разговора, но подозревала, что дело обстояло именно так. Ульф определенно ее недолюбливал.