— Нашел! — вскрикнул Грегори, и в то же мгновение его братья и сестра увидели умение старого колдуна, умение концентрации мысли и внушения боли. И вместе с этим они почувствовали память о страданиях и ужасе, который испытали сотни животных, малых и больших. И это еще сильней подхлестнуло детскую ярость, и этот страх и ненависть вдвойне обратились на колдуна, бесконечный вопль и ужас Корделии ударили в его мозг, многократно усиленные напором братьев, забились в висках, пронизывая мозг болью, которую он сам же и выпестовал. Вопль старика превратился в хриплый, животный визг — и оборвался. Его тело напряглось, руки сжались так, что ногти впились в ладони, спина выгнулась, на мгновение он замер — и опал кучей мятого тряпья.
В комнате наступила тишина. Наконец Корделия дрожащим голосом спросила:
— Он... он?..
Грегори пристально смотрел на тело старика.
— Его сердце остановилось.
— Мы убили его! — в страхе вскрикнула Корделия.
— Тем лучше! — отрезал Джефри.
— Нет! — вмешался Магнус. — Нет! Мы не должны без надобности пачкать свои руки кровью! Что сказали бы папа и мама?
— Что он злобный, гнусный старикашка, — не унимался Джефри, — готовый подвергнуть болевой пытке любое живое существо.
— Но родители сказали бы обязательно, что мы должны были сохранить ему жизнь — и мы все еще можем сохранить ее, — Корделия опустилась на колени рядом с телом старого колдуна, неотрывно глядя в лицо Лонтара. — То, что мы делали до сих пор, они одобрили бы — ведь вы защищали меня, и я благодарна вам, о братья!
Тут она одарила всех троих таким теплым и благодарным взглядом, что даже Джефри на мгновение позабыл о своем отношении к зловредному старикану. Потом снова склонилась над телом.
— Но теперь совсем другое дело. Теперь мы можем сохранить ему жизнь — если заставим его сердце биться вновь.
— И как же ты это сделаешь? — ехидно спросил Джефри, но Магнус уже присоединился к Корделии и Грегори у неподвижного тела.
— Я покажу, — прошептала Корделия. — По здешним обычаям, это женская работа. Сжимайте его сердце слева, когда я скажу — давайте!
Телекинезом они принялись массировать сердце старика. Все трое мысленно сжимали сердце слева, сразу же отпуская его.
— Теперь справа, — скомандовала Корделия. — Теперь снова слева... снова справа... слева... справа...
Так продолжалось несколько минут. Джефри сердито стоял в стороне, сложив руки на груди.
— Кажется, оно уже бьется само, — прошептал Грегори.
— Да, но еще слишком слабо. Массируйте, но полегче.
Постепенно они ослабляли давление, пока сердце старика не забилось само по себе, ровно и уверенно. Корделия протяжно вздохнула, с облегчением выпрямляясь.
— Готово!
— Мама гордилась бы тобой! — до ушей улыбнулся малыш Грегори.
— И тобой тоже, — Корделия выдавила слабую улыбку и снова вздохнула. — О братья! Никогда больше я не хочу быть столь близкой к тому, чтобы причинить смерть!
— А если и причинишь, — проворчал Джефри, — надеюсь, покойник будет заслуживать ее не меньше, чем этот.
Корделия сердито посмотрела на старого колдуна.
— Да, он причинил много горя и страданий.
Грегори наморщил лоб.
— Папа с мамой как-то говорили, что если сердце долго не бьется, то мозги могут повредиться.
— И еще как повредиться, — кивнул Магнус, заглядывая в глаза старику и сосредоточившись. Братья и сестра внимательно смотрели. Наконец Магнус выпрямился и кивнул.
— Вроде все в порядке. Насколько я понимаю, никакого вреда клиническая смерть не нанесла.
— А жаль, — фыркнул Джефри. Магнус раздраженно покосился не него, но возражать не стал — средний был безусловно прав.
— Думаю, что Лонтар не скоро примется за старое, — заметила Корделия.
— Так-то так... но лучше быть уверенным, — Магнус посмотрел на лежащего без сознания Лонтара. — Давай, Грегори.
Грегори скорчил рожу, а потом глубоко сосредоточился. Магнус — тоже. С дрожащей улыбкой он вытер пот со лба.
— Что-что, а это его придержит.
Брат и сестра кивнули. Они услышали, что за мысль Магнус и Грегори вложили в голову старика.
— С этого дня, — начала Корделия, — если он только захочет причинить другому боль...
— Каждый раз, — кивнул Грегори, — каждый раз...
Они вышли, захлопнув за собой дверь и оставив лежащего без чувств колдуна одного. В свое время он проснется — с ассоциативной связью, накрепко заложенной в мозгу. Если он хоть раз подумает, только подумает о том, чтобы причинить боль другому, моментально почувствует отголосок той боли, которую дети обрушили на его собственный мозг. И в его ушах эхом зазвенит детский голосок:
— Нехорошо, дедушка, на старости лет быть таким вредным!
Когда они вышли из хижины, дождь все еще моросил.
— Уж лучше промокнуть под дождем, чем сидеть под одной крышей с таким чудовищем! — заявил Джефри.
Корделия поежилась, но храбро добавила:
— Я тоже так думаю!
— Келли с самого начала обо всем догадывался, — Магнус помрачнел. — Нужно было его послушать, он-то и близко к хибаре не подошел.
— И мой единорог тоже, — повесила нос Корделия. — Бедненький! Он, наверное, весь промок!
— Нет, уж он-то привык к лесу, — Магнус огляделся. — Келли! Куда ты запропастился? Ты что, бросил нас?
— Нет, он вас не бросил, — пробасил кто-то у него под ногами. — И я тоже.
— Робин! — радостно воскликнула Корделия.
— Мы-то думали, что ты разведал все опасности у нас на пути, — ехидно заметил Джефри.
— Да, но я не думал, что вы свернете с дороги, ведущей домой. Однако вы прекрасно справились!
— Как?! Нас чуть не замучили до смерти! — вскрикнула Корделия.
— Ну, не замучили же окончательно, — уверенно пожал плечами Пак, и Келли, кивнув, стал рядом.
— Если бы хоть на мгновение возникла настоящая опасность, дети, ваш огромный черный конь вышиб бы дверь в эту хибару, а меткий удар эльфа вышиб бы из колдуна и без того хилый дух.
— Из него уже чуть не вышибли дух, — буркнул Джефри.
— Это так, — согласился Пак, — но ведь он был слабее вас четверых, вместе взятых.
Магнус недоуменно покосился на Келли.
— А откуда вы знаете, что там внутри произошло?
— У камина прятался домовой. Волшебный Народец давным-давно покинул этот дом, однако когда они увидели, что вы входите внутрь, один пробрался через мышиную нору и подглядывал.