Впервые Роран улыбнулся; впрочем, его мимолетная улыбка тут же скрылась в густой бороде.
— Я его напугал. А это, похоже, гораздо хуже.
Эрагон что-то проворчал и стиснул рукоять Брисингра.
Он только сейчас обратил внимание на то, что они с Рораном ведут себя совершенно одинаково: оба держались за оружие, оба стояли, чуть отставив ногу назад.
— Кто еще знает об этом?
— Джормундур… он там был. Ну и те, кому Оррин мог рассказать.
Эрагон, нахмурившись, принялся шагать взад-вперед, пытаясь решить, что делать.
— Ну и время ты для этого выбрал—хуже не придумаеть!
— Я понимаю. Я бы не стал так грубить Оррину, но он собирался послать «королевские приветствия» Гальбаториксу и нес еще всякую куртуазную чепуху. Мы все могли оказаться в страшной опасности. А я этого допустить не мог. Ты бы на моем месте тоже так поступил.
— Может быть. Но это все усложняет. Я теперь возглавляю варденов. Нападение на тебя или еще на кого-то из моих подчиненных, это все равно что нападение на меня. Оррин это прекрасно понимает; к тому же ему известно, что мы с тобой двоюродные братья. Он с тем же успехом мог бы и меня самого вызвать на поединок.
— Он был пьян, — сказал Роран. — Я не уверен, что он думал о поединке, когда выхватил меч.
Эрагон заметил, что Арья и Блёдхгарм посматривают на них с любопытством, перестал ходить и повернулся к ним спиной.
— Я беспокоюсь из-за Катрины, — прибавил Роран. — Если Оррин так уж разозлился на меня, он может послать своих людей, чтобы они что-нибудь сделали с ней — ранили там или убили. В общем, нанесли ей вред. Джормундур уже поставил охрану возле нашей палатки, но, по-моему, этого совершенно не достаточно.
Эрагон покачал головой:
— Оррин не посмеет причинить вред Катрине.
— Нет? Это тебе он не посмеет причинить вред! И у него, пожалуй, не хватит смелости схватиться со мной, и что ему остается? Засада? Удар ножом в темноте? Нет, убить Катрину — самый простой для него способ мести!
— Сомневаюсь, что он может опуститься до подосланных убийц с ножами. И вряд ли станет вредить Катрине.
— А все-таки наверняка нельзя быть уверенным!
Эрагон подумал и сказал:
— Хорошо, я окутаю Катрину кое-какими чарами, и она будет в полной безопасности. А потом дам Оррину понять, что позаботился о ней. Это должно поставить точку в любых планах, какие бы он ни строил.
Напряжение Рорана, похоже, несколько спало.
— Буду очень тебе благодарен, — сказал он.
— Я и к тебе кое-каких магических стражей приставлю.
— Нет, не надо. Побереги свои силы. Я и сам могу о себе позаботиться.
Эрагон настаивал, но Роран упорно отказывался, и Эрагон наконец рассердился:
— Черт побери, Роран! Послушай меня! Нам вот-вот предстоит сразиться с воинами Гальбаторикса. Ты непременно должен иметь какую-то дополнительную защиту, хотя бы против магии, и я намерен обеспечить тебе эту защиту, хочешь ты этого или нет, так что можешь улыбнуться и сказать мне спасибо!
Роран сверкнул глазами, что-то проворчал и поднял руки, сдаваясь.
— Ладно, делай, как знаешь. Хотя сам ты никогда не сдаешься.
— А ты сам?
Из зарослей бороды раздалось сдержанное хихиканье.
— Пожалуй, нет. Это у нас, наверно, фамильное.
— Угу. А если вспомнить Брома и Гэрроу, то я даже не знаю, кто из них был упрямее.
— Отец, пожалуй, — сказал Роран.
— А… Бром… Да, наверное, ты прав. Пожалуй, Гэрроу.
Они улыбнулись друг другу, вспомнив жизнь на ферме, и вдруг Роран, несколько изменившись в лице, искоса глянул на Эрагона и сказал:
— А ты как-то иначе выглядишь, чем прежде.
— Правда?
— Правда. Такое ощущение, будто ты стал куда самоувереннее.
— Возможно. Просто я теперь стал лучше понимать себя самого.
И на это Рорану нечего было ответить.
Через полчаса прибыли Джормундур и король Оррин. Эрагон приветствовал Оррина как всегда вежливо и с должной почтительностью; Оррин ответил ему кратко и в глаза не смотрел. Даже на расстоянии чувствовалось, что он изрядно выпил.
Как только они собрались перед Сапфирой, Эрагон начал свой рассказ, но сперва заставил каждого поклясться на древнем языке хранить в тайне все, что здесь услышит. Затем объяснил принцип сохранения драконьих Элдунари Орику, Рорану, Джормундуру и Оррину и кратко пересказал историю тех Элдунари, что хранились у Всадников, и тех, что были украдены Гальбаториксом.
Эльфам, похоже, было не по себе, когда Эрагон стал рассказывать о столь сокровенной тайне в присутствии других, но никто из них возражать не стал. Во всяком случае, уж какое-то доверие он у них завоевал! Орик, Роран и Джормундур были не только потрясены, но и выразили недоверие, засыпав Эрагона десятками вопросов. Особенно ярко блестели глаза у Рорана, словно полученные им сведения пробудили в его душе множество новых идей, связанных с уничтожением Гальбаторикса.
А вот Оррин выглядел недовольным; похоже, он по-прежнему не был убежден в существовании каких-то невидимых Элдунари. Однако Эрагону удалось поколебать его сомнения: он вытащил из седельной сумки сердце сердец Глаэдра и представил золотистого дракона всем присутствующим.
Восхищение и невероятное почтение, которое они выразили, познакомившись с Глаэдром, послужило Эрагону высочайшей наградой. Даже Оррин, похоже, был впечатлен, хотя, обменявшись с Глаэдром несколькими словами, он повернулся к Эрагону и с подозрением спросил:
— А Насуада знала об этом?
— Да. Я рассказал ей еще в Финстере.
Как и ожидал Эрагон, это признание вызвало у Оррина новую обиду:
— Значит, вы оба в очередной раз решили меня проигнорировать! А ведь без поддержки моей армии, без тех припасов, которые поставляло мое государство, вардены и надеяться не могли бы начать войну с в Империей. Я — полновластный правитель Сурды, моя армия составляет весомую часть наших общих войск, и все же ни ты, ни Насуада не сочли нужным сообщить мне… об этом!
Прежде чем Эрагон успел ему ответить, вперед вышел Орик.
— Они и мне тоже ничего об этом не сказали, Оррин, — прогрохотал король гномов. — Мои люди помогают варденам дольше, чем твои. Ты не должен обижаться, Эрагон и Насуада делали то, что считали наиболее выгодным для нашего общего дела, и уж точно не пытались никого унизить или кому-то выразить свое неуважение.
Оррин нахмурился; вид у него был такой, словно он намерен продолжать этот спор, но его остановил Глаэдр, мысленно сказав ему:
«Король Сурды, они поступили так, как просил я. Элдунари — это величайшая тайна нашего народа, и мы так просто не делимся ею ни с кем, даже с королями».