Они подбрасывали мне соблазнительный вариант, надеясь, что я сыграю роль троянского коня и сама выведу их человека на цель. Они, видимо, не сомневались в успехе, и ненавязчивая слежка была лишь необходимой подстраховкой. Ноты были расписаны, и мне оставалось только правильно сыграть по ним. Я и собиралась сыграть все — до единственной последней ноты. Вместо нее пойдет импровизация, которая вряд ли им понравится.
На следующий день ничего необычного не произошло. Пастор был спокоен и зануден, как обычно. Мы побывали с ним в трех школах, где по новомодному обычаю ученикам преподавали Закон божий, но где, по случаю каникул, почти никого не было, а также встретились с каким-то православным священником, и везде герр Ланге сумел нагнать такой скуки, что вокруг него на лету дохли мухи. Теперь я не осуждала его — бедняга занимался не своим делом. Наверное, он сумел бы развернуться во всем блеске, если бы избрал себе привычную личину банкира, но, возможно, банкира с такой именно внешностью вовсю разыскивает Интерпол. Или герр Ланге должен принять участие в какой-то церковной афере и теперь попутно вживается в образ, кто знает. В сущности, меня это уже не интересовало, ведь я собиралась основательно попортить герру Ланге всю дальнейшую карьеру.
Мы снова вместе отобедали и отужинали, а вечером расстались — к обоюдному удовольствию. И снова меня пасли до самого дома — но, правда, не так явно. Или сменщик был более аккуратен, или он просто не так бросался в глаза, потому что выехала я засветло, и движение на улицах было гораздо интенсивнее.
Наконец наступило девятнадцатое число. В моем пасторе что-то неуловимо изменилось. Он казался более сосредоточенным и хмурым, чем обычно, и почти со мной не разговаривал.
Одну встречу — с представителями Красного Креста — пришлось отменить из-за каких-то неувязок, и я мысленно от души поздравила их с такой удачей. Вторая — с представителями протестантской церкви — состоялась, но прошла в такой угнетающей обстановке, что встречающиеся стороны не чаяли, как бы поскорее расстаться.
Пастор был совершенно не в своей тарелке, нес какую-то унылую чепуху, путал слова и невпопад отвечал на вопросы. По-моему, все мысли его занимал единственный вопрос — когда же наконец я приглашу его зайти куда-нибудь.
И он дождался этого приглашения, когда уже в машине пожаловался:
— Нездоров! Жара, утомление… Здесь не отличный климат! Плохая пища. Я истощен, испытываю головокружение…
— Если не возражаете — можно зайти к моим друзьям, — предложила я. — Они живут здесь неподалеку. Выпьем по чашечке кофе — вам сразу станет лучше.
Сначала он ничего не ответил. Видимо, боялся, как бы голос его не выдал. Потом закряхтел и, продолжая разыгрывать из себя европейца, осведомился:
— А будет ли удобно? Без предварительного звонка?
— У нас так принято, — весело ответила я. — Без звонка и без стука…
— Вундербар! Чудесно! — тоже повеселев, воскликнул он.
«Это еще не вундербар, — подумала я, — вот когда вы вламываетесь по ночам к незнакомым людям, — это, действительно, вундербар. Так что не дрейфь, пастор, самое восхитительное еще ждет тебя впереди». Мой «Фольксваген» петлял по центру города до тех пор, пока я не вычислила подстраховщика. Он упорно повторял за мной все повороты на «Москвиче» морковного цвета. Колымага была с местным номером — видимо, теперь они использовали машины, взятые напрокат.
— Боюсь, нас преследуют, — делая зловещее лицо, сообщила я пастору. — Посмотрите на тот красный автомобильчик — не узнаете водителя? Держу пари, это опять «Община»! Они охотятся за вами! Придется нам обойтись на этот раз без кофе.
Герр Ланге нервно обернулся. Разумеется, он узнал водителя. Наверняка он даже подал ему какой-то знак — так ему хотелось в этот момент кофе. «Москвич» немедленно прибавил скорость, обогнал нас и исчез в потоке машин. Пастор облегченно откинулся на сиденье и сказал:
— Уф! Вы ошиблись! Абсолютно посторонний водитель!
Ну что ж, посторонний, так посторонний. Я тут же свернула в переулок, проехала через проходной двор, еще через один и остановила машину возле дома Анны. Я не тешила себя иллюзиями — у них было достаточно возможностей и времени присобачить на «Фольксваген» новый маячок. Так что в скором времени здесь следовало ожидать появления рыжего «Москвича». Или пан, или пропал. На карту было поставлено все.
Мы вышли из машины. Пастор с любопытством осматривался по сторонам, наверное, пытаясь запомнить ориентиры. Я поторопила его.
— В этот подъезд, пожалуйста! — сказала я.
Мы вошли в лифт. Ланге был невозмутим и собран. Сейчас он совсем не походил на пастора. Да и на банковского аса тоже. Он был похож на спортсмена перед ответственным стартом — например, на чемпиона по стендовой стрельбе.
Лифт лязгнул и остановился на площадке четвертого этажа. Мы вышли из кабины. Двери с глухим стуком захлопнулись, и лифт, подвывая, провалился в шахту. Я шагнула к двери Анны и нажала на кнопку звонка. Пастор смущенно кашлянул и медленно расстегнул пуговицы на своем пиджаке. Я сделала вид, что не заметила этого движения. Щелкнул замок, и дверь квартиры распахнулась. На пороге стояла Анна, одетая в лиловое вечернее платье. Наверное, она не сочла возможным одеваться во что попало в такой ответственный день. Она изо всех сил старалась держать себя в руках, но ей это плохо удавалось, и лицо ее выглядело болезненно-бледным и напряженным. Пастор вопросительно взглянул на меня — я бы даже сказала, испытующе — но я лишь улыбнулась в ответ и предложила ему входить. Пропуская его вперед, я одновременно стряхнула с плеча ремешок своей сумочки.
В ней лежал сюрприз для пастора. Едва он шагнул в прихожую, подставив мне на секунду спину, я выхватила из сумочки электроразрядник и приложила его к пасторской шее. Мгновенная судорога пробежала по его телу от головы до пят, и он, даже не охнув, повалился на пол лицом вниз. Анна тихо вскрикнула. Я приложила палец к губам и захлопнула дверь.
— Где Овалов? — быстро спросила я. — Нужно перетащить этого в комнату.
Овалов уже появился в прихожей. Ничуть не удивившись, он немедленно подхватил герра Ланге под мышки и отволок в комнату. Анна шла за ним по пятам, точно во сне, с беспокойством всматриваясь в наши замкнутые деловитые лица.
— Переодевайся! — скомандовала я Овалову и, обернувшись к Анне, поинтересовалась: — У вас есть коньяк?
Она кивнула, не в силах произнести ни слова. Я велела ей налить рюмку и тут же заставила выпить. Через минуту коньяк сделал свое дело — лицо Анны порозовело, и она обрела способность соображать.
— Я так боюсь! — призналась она.
— Я тоже, — успокоила ее я. — Но все будет хорошо, вот увидите! У вас ведь найдется грим? И ножницы с бритвой? Нужно нанести последние штрихи на физиономию нашего друга — сделать залысины, подрумянить щеки…
— Да-да, — кивнула она. — Конечно, у меня все есть.
Овалов уже стянул с пастора пиджак. Как я и полагала, под мышкой у берлинского гостя был закреплен пистолет. Я немедленно разрядила его и отправила капсулы в унитаз. Овалов тем временем окончательно раздел пастора и теперь с отвращением натягивал на плечи чужую рубаху.