Оба сидели и молчали.
— Давайте подождем, скоро все закончится. — Если бы я знала, что конец не близок, может быть, я бы и не расслаблялась.
— Как же так, Дмитрий Сергеевич? — Изрядно постаревший за пятнадцать лет генерал-лейтенант прохаживался в черных, надраенных до блеска ботинках по пушистому персидскому ковру. — Как же вы завалили столь прибыльное дело? Нам и нужно-то было всего ничего — продержаться еще месяц-другой. Затем, глядишь, экономическая ситуация стала бы более благоприятной, и мы свернули бы весь этот бизнес.
— Вы так говорите раз в квартал, — напомнил Волоков, глядя на себя в зеркало, стоящее у него на столе. — К тому же, товарищ генерал, прежде чем обвинять меня в чем-либо, вы не должны забывать, что инициатива по организации нашего бизнеса принадлежала именно мне. Именно я получил дозу в Чернобыле.
— Но это к делу не относится, — заметил генерал. — Разве что ваша болезнь послужила стимулом для того, чтобы любыми средствами достать деньги на лечение. Это уже другой вопрос, майор.
— Я уже давно не майор, — поправил его Волоков, — я президент крупной компании.
— Да-да, я не забыл этого. Где дискета с адресами фирм, которым была продана зараженная техника или оборудование?
— А зачем вам эта информация?
— Дайте мне дискету.
Дмитрий Сергеевич встал со своего места, подошел к сейфу и достал небольшую пластиковую коробочку, в которой и лежала дискета. Он протянул ее генералу, при этом рука его дрогнула. Генерал-лейтенант забрал диск и засунул его во внутренний карман темно-серого пиджака.
— Знаете, в чем проблема? В том, что погибли люди из дивизии, которой я командую. У меня хочешь не хочешь будут проблемы по их списанию. Также мне придется убрать и тех, кто остался в живых, так как они являются свидетелями. Как я понял из телефонного разговора, в Верескове все кончится для нас очень плохо, а между прочим, мы планировали поставить в этот небольшой город почти новые очистные сооружения, правда, от них немного фонит, но это мелочь, больше будет клиентов у похоронного бюро. Разрешите позвонить?
Генерал подошел к рабочему столу Дмитрия Сергеевича, снял трубку и набрал известный ему номер.
— Двадцать первый. Узнали? Слушайте меня внимательно. Сейчас я выхожу от Волокова и больше я с ним не должен встречаться ни при каких обстоятельствах.
— Но вы не можете… — Экс-майор вытаращил глаза на своего начальника, который практически только что подписал ему, в его же присутствии, смертный приговор.
— Почему я не могу? Вы ведь тоже свидетель. Я не уверен в том, что вы будете молчать, а у меня, знаете ли, дети, внуки, о них надо заботиться. И если мне для этого придется убрать какого-то майора, то я не буду слишком долго раздумывать. Прощайте, Дмитрий Сергеевич.
Генерал ушел, оставив Волокова в одиночестве. Майор знал, что из подъезда дома ему не дадут выйти. Он может какое-то время оставаться внутри здания, даже может вызвать милицию, но в конечном счете его убьют. Генерал был в такой степени уверен в своих людях, что отдал им задание убрать мишень в присутствии самой мишени. Это действовало угнетающе.
Волоков вскочил со своего места, подошел к большому зеркалу и, глядя в него, шептал:
— Мне не уйти, мне не уйти.
В столице была ночь, но в кабинете Дмитрия Волокова, героя чернобыльских событий, горел свет. Если бы кто-нибудь зашел к нему в кабинет, то увидел бы, что глава известной корпорации сидит в кресле, руки его опущены вдоль туловища, голова наклонилась вперед, а за ней — кровавое пятно. На полу — пистолет «ТТ». Для Волокова игра закончилась.
От этого молчаливого сидения меня начало клонить в сон. Я часто моргала глазами, потягивалась. Время двигалось вперед и перевалило за час ночи. Я чертовски устала сегодня, но осталось потерпеть всего час, может быть, два. Я надеялась, что спецы уже на пути в Вересково.
— Мне надо в туалет, — сообщил Федотов.
— В туалет? — передразнила я. — Мне тоже. Что будем делать?
Он пожал плечами и повернул голову в сторону окна.
— На что вы надеетесь? — прокудахтал директор молкомбината.
— На чудо, — огрызнулась я. — И оно случится в том случае, если ты заткнешься.
После этого снова наступила тишина. Мы молча сидели, пыхтели и смотрели друг на друга. Неожиданно я уловила, что мужики обмениваются взглядами. Делают это весьма умело, но от меня такие вещи не ускользают.
Я как бы невзначай отложила автомат в сторону, а сама достала пистолет, повертела его в руках и сунула обратно за пояс, но так, чтобы была возможность быстро достать его. При этом я дослала патрон в патронник и сняла с предохранителя. Все выглядело так, будто я просто проверила состояние оружия.
Прошел еще час, но никто не появлялся.
— Мне надо в туалет, — снова завелся Федотов.
— Писай под стол, больше я тебе ничего предложить не могу.
Он смутился, опустил глаза и замер.
Волоков проснулся. Он вскочил с кресла и обернулся: на светло-коричневой коже, которой была обтянута мебель, не было и намека на кровь. Приснится же такое. Он сидел в кабинете и размышлял над тем, как ему уйти из своего офиса незамеченным.
Ему действительно было страшно после того, как генерал отдал приказ о его уничтожении, но пускать себе пулю в голову — это крайняя мера даже для смертельно больного человека.
Дмитрий Сергеевич размышлял о том, что должен прожить столько, сколько ему отпущено, а не умереть от руки какого-то наемника. Он стал прохаживаться по ковру, размышляя о том, какой он удивительный человек. Его собираются убить, а он после двух часов мучений и раздумий уснул в кресле. Другой бы, наверное, на его месте перестал спать вообще, если бы осознал, что угроза действительно реальна. А Волоков это очень хорошо знал.
Дмитрий Сергеевич вернулся за рабочий стол, выдвинул самый нижний ящик и достал оттуда коробку с сигарами.
— Черт!
Он никогда не курил сигары. Ему подарили эту безделицу пять или шесть лет назад, и он поклялся сам себе, что, если доживет до преклонных лет, распечатает эту коробку и вдохнет дым отличного табака. Похоже, судьба распорядилась несколько иначе, и не стоит оттягивать.
Он открыл коробку и вытащил одну. Легкая. Сколько же здесь дурманящего яда? Волоков втянул носом воздух и почувствовал запах. Приятно.
Он находил, что сигареты, как и табак вообще, пахнут намного лучше, чем дым, который образуется во время курения. Он затянулся.
— Как крепко, черт!
Вынув изо рта сигару, прокашлялся. Отвратительно. А что, если ему ответить? Нет, до генерала он вряд ли доберется. А вот не попробовать ли выйти на эту женщину, если ее, конечно, не пришили двое спецназовцев, которых послал генерал-лейтенант по его просьбе.