Тот и рад был бы что-нибудь предъявить таможеннику, но, понимая, что через границу приходится мотаться часто, а значит, и часто подвергаться придирчивому контролю, терпеть унижения, не очень-то хотел обострять вялотекущее недовольство друг другом. А Мыкола сильно и не зарывался: проверяя автомобиль главы администрации, он как бы не замечал, что у того в багажнике, например, вместо допустимого количества беспошлинно провозимого коньяка – раза в три больше. Или что там имеется товар, подлежащий обязательному внесению в декларацию. Не замечал, но всем своим видом всегда подчеркивал, что заметил, тем самым подавая сигналы к примирению. Концом этого давнего противостояния могло стать обстоятельство вполне рядовое: если бы глава российской администрации первым подал руку. Только потому, что в приграничных районах существовало неписаное правило: с таможенниками надо дружить при любых обстоятельствах.
Но гордый чекист тоже чувствовал себя жрецом богини справедливости и, кажется, не собирался идти на мировую.
Да и сейчас случай был другой, когда следовало проявить максимум принципиальности. Не исключено, что пан Кушнер того и ждет, чтобы подловить на мелочи и потом довершить дело…
Разумеется, Вовченко с Чернобаем машину администрации не проверяли, напротив, откозыряли и открыли проезд. Дабы подразнить неприятеля, Волков тоже подошел к шлагбауму и будто бы приготовился надавить кнопку подъема, так что разогнавшийся водила едва успел затормозить и чуть не снес преграду. Напустив творческое безразличие, Мыкола указал жезлом в отстойник, а сам не спеша, походкой после-инфарктного больного, прогулялся по терминалу. И заметил, как видеокамеры, управляемые Чернобаем, неотступно следуют за ним. Странного либо тревожного ничего в этом не было, скучающий прапорщик частенько развлекался тем, что подсматривал за соседней державой, ее гражданами и особенно гражданками, но такова у них, москалей, была привычка.
За рулем ржавого, истасканного «УАЗа», который Мыкола помнил еще со времен, когда был предриком, оказался знакомый хозяйственник администрации Кривохатко, мужик простой и, как все завхозы, вынужденно занимающийся контрабандой в виде бартера, то есть необходимой и обоюдовыгодной меновой торговли. В кабине находился еще пассажир, которого раньше Волков в Братково никогда не встречал, – на вид скользкий и такой же косоглазый, как сам Пухнаренков. Можно было поманежить их немного, устроить формальный досмотр, чтоб поволновались, если провозят запрещенные предметы, проверить документы и пропустить, но этот иногородний хлыщ, видимо не знавший местных порядков, оказался ко всему прочему еще и нетерпеливым.
– Командир, – сказал он, надувая щеки, – пропускай, торопимся.
Мыкола усилил таможенное творческое спокойствие и бдительность троекратно, велел отвернуть брезентовый полог кузова. А там, среди обычного хлама в виде мятых железных ведер, запасных камер, тросов, рваных коробок и тряпья, стояла длинная сетчатая клетка с пищащими цыплятами.
– Що це таке? – на государственном языке спросил Волков.
– Це ж курчата, – подпел ему москаль Кривохатко, обычно тоже мешавший языки в кучу. – Не бачишь, чи шо?
Длинноногие, поджарые бройлеры топтались в клетке по толстому вороху соломы, и даже человеку было понятно, что испытывали неудобство и, возможно, от этого нещадно гадили. Волков не собирался возиться со столь поганым грузом, а хотел лишь поманежить представителей администрации, чтобы они потом доложили Пухнаренкову, а тот в свою очередь намотал себе на ус и в конце концов пошел на мировую с таможней.
– Ветеринарный паспорт! – потребовал Мыкола. – Птичий грипп, чулы?
– Слыхали, як же! – Завхоз с готовностью подал бумагу. – Вин же у Китае. А у нас нема.
Волков оставил это без комментариев, изобразив, якобы внимательно читает филькину грамоту паспорта.
– А шо пид цыплаками? – спросил он.
– Солома.
– Бачу, шо солома, а на шо?
Вопрос застал врасплох, поэтому Кривохатко покосился на своего пассажира.
– Чтоб мягче было, – объяснил тот на свою беду. – Не тяни, шеф. Жара, цыплята перегреются.
На торговца пернатым товаром он никак не походил. И тут же совершил еще одну ошибку.
– Сколько бабла? – спросил тихо и достал бумажник. – Сейчас отстегну.
Таможенник доверчиво взял его под руку и повлек к офису. Тот, видимо решив, что таможенник взятки берет подальше от глазастых видеокамер, послушно пошел рядом. В офисе Мыкола впустил его в досмотровую комнату, сказал выразительно:
– Побудь пока здесь, – и защелкнул автоматический замок.
Скользкий пассажир дернулся было следом, но опоздал, а стуком только разбудил отца, ревущий голос которого раздался уже за спиной Волкова:
– Э, мужик?! Мать твою… Давай выпьем?
А Мыкола демонстративно закрыл перегородку отстойника, где стоял «УАЗ», замкнул ее и поманил Кривохатко:
– Кажи, шо пид соломой!
– Мыколай Семенович… – растерялся тот. – Мы ж с тобой знаемся…
– Кажи, шо сховано! – Волков снял со столба длинный острый щуп для проверки сыпучих материалов.
Только один вид этого инструмента напугал простоватого завхоза. Он вроде бы даже сделал попытку заслонить собой подход к открытому кузову машины.
– Никак нельзя! Мыколай Семенович!
– Вытрушивай цыплаков!
Кривохатко окончательно скис, заозирался и стал почему-то махать Чернобаю, который стоял на российской стороне и внимательнее своих камер наблюдал за происходящим. Волков заскочил в кузов и прицелился проткнуть солому, но завхоз ухватился за щуп:
– Та вы шо?! Не можна!
– Видчиняй клетку!
Завхоз выдернул задвижку, и голенастые бройлеры, набитые в клетку до отказа, сидевшие друг на друге и изнывающие в неволе, тотчас валом устремились наружу. Мыкола и сам того не ожидал, поэтому даже ловить их пытался, однако цыплята уже попрыгали на асфальт и теперь рассыпались по зоне досмотра. За полминуты их выскочило с сотню, и осталось всего десяток хилых, придушенных, увязших в соломе и не способных двигаться. Волков спрыгнул на землю, думая помочь завхозу в ловле бройлеров, однако тот о разбежавшемся товаре словно забыл и тупо глазел на клетку, выдавая тем самым свой пристальный к ней интерес.
– Ну шо там по правде? – спросил Мыкола. – Контрабанда?
– Чоловик, – обреченно признался завхоз. – Мыколай Семенович, отпусти…
За все время службы на таможне Волков лишь раз сталкивался с подобным, когда в опломбированной фуре пытались незаконно провезти в Европу вьетнамцев-гастарбайтеров. Специально выбрали объездной путь, через Братково, полагая, что таможня там не такая строгая и дотошная. Тогда отличился Шурка Вовченко, который услышал стоны изможденных людей и решился вскрыть контейнер. Причем грузовик был с дальневосточными номерами, и эти маленькие, желтые люди, напоминающие цыплят, настолько устали от замкнутого пространства, что, обезумевшие, тоже разлетелись по всей таможне, едва распахнулись двери.