Рейдар сел на пол, привалившись к стене, провел дрожащей рукой по губам и заставил себя вернуться к воспоминанию.
Было уже восемь часов, когда он вошел в комнату Фелисии. Девочка сидела на полу и читала. Волосы всклокочены, какао засохло вокруг рта и на щеке. Чтобы было удобнее сидеть, она свернула свежевыглаженные блузку и юбку и подсунула под себя на манер подушки. Колготки была надеты только на одну ногу. Девочка посасывала липкие пальцы.
– Через девять минут вы должны сесть на велосипеды, – серьезно объявил Рейдар. – Твой учитель сказал, что если ты еще раз опоздаешь, он тебя не пустит.
– Знаю, – равнодушно сказала девочка, не отрываясь от книжки.
– Умойся, у тебя все лицо грязное.
– Отстань, – буркнула она.
– Я и не пристаю. Я не хочу, чтобы ты опоздала. Понятно?
– Отстань, а то меня уже тошнит, – сказала Фелисия в книжку.
Наверное, на него навалилось все сразу – необходимость писать, журналисты, которые никак не оставляли его в покое. Он вдруг взорвался. С него хватит! Рейдар схватил дочь за руку и втащил в ванную, пустил воду и довольно жестко умыл девочку.
– Что с тобой, Фелисия? Почему ты ничего не можешь сделать нормально?! – заорал он. – Твой брат давно готов, тебя ждет, он опоздает из-за тебя. Но тебе на это наплевать, сидишь тут, как неумытая обезьяна, невозможно терпеть тебя в прибранном доме…
Фелисия заплакала, отчего Рейдар только пуще разозлился.
– Так что с тобой? – Он схватил щетку. – Никакого толку от тебя!
– Перестань! – плакала девочка. – Дурак!
– Я дурак? Ты ведешь себя как идиотка! Ты правда идиотка?
Он начал со злостью, грубо расчесывать ей волосы. Девочка вопила, потом выругалась, и он замер.
– Что ты сказала?
– Ничего, – пробормотала Фелисия.
– А мне показалось…
– Ты, наверное, неправильно услышал, – прошептала она.
Рейдар вытолкал дочь из ванной, открыл входную дверь и так толкнул Фелисию вперед, что она растянулась на крыльце.
Микаэль уже ждал на подъездной дорожке с двумя велосипедами.
Рейдар понял, что без сестры мальчик не поедет.
Рейдар сидел в прихожей своего большого дома, закрыв лицо руками. Фелисия ведь была ребенком и вела себя по-детски. Время и прочие сложные понятия не имели для нее никакого значения.
Он вспомнил, как Фелисия стояла на дорожке в одном белье. Правая коленка ободрана до крови, глаза красные и мокрые от слез; на шее осталось несмытое какао. Рейдара трясло от злости. Он сходил в дом, захватил ее блузку, юбку и куртку и швырнул на землю перед ней.
– Что я сделала? – плакала Фелисия.
– Ты всю семью позоришь!
– Но я…
– Проси прощения сейчас же.
– Прости, – плача, выговорила Фелисия. – Прости меня.
Она смотрела на отца. Слезы текли по щекам и капали с подбородка.
– Прощу, если ты изменишься, – ответил Рейдар.
Он смотрел, как она одевается (руки дрожали от рыданий), как вытирает слезы, как садится на велосипед – блузка наполовину торчит из юбки, стеганая куртка незастегнута. Пока он стоял на крыльце, его гнев утих. Он слышал, как дочка плачет, отъезжая.
Целый день Рейдар писал, чувствуя удовлетворение. Он не оделся, так и сидел за компьютером в халате, с нечищеными зубами и небритый; он не принял ванну, не убрал еду в холодильник. Рейдар подумал, что расскажет это Фелисии, признается, что на самом деле он такой же, как она, но случая сделать это ему уже не представилось.
Вечером Рейдар ужинал со своим немецким издателем, а когда вернулся домой, дети уже должны были спать. Их пустые постели обнаружились только утром.
Никогда и ни в чем Рейдар так не раскаивался, как в том, что был несправедлив с Фелисией.
Невыносимо было думать, что она совсем одна сидит в какой-то страшной дыре, думая, что отцу нет до нее никакого дела. Что отец будет искать только Микаэля.
Утром Сага проснулась от того, что на потолке загорелся свет. Голова была тяжелой, Саге никак не удавалось сфокусировать взгляд. Она не стала вылезать из-под одеяла, только проверила непослушными пальцами, надежно ли микрофон спрятан за поясом штанов.
Женщина с пирсингом в щеках остановилась у двери, крикнула:
– Завтрак!
Сага встала, забрала поданный в окошко подносик и села на кровать. Заставила себя медленно сжевать бутерброды на белом хлебе, думая, что ситуация вот-вот выйдет из-под контроля.
Она больше не вынесет.
Сага осторожно потрогала микрофон, подумала, что попросит прекратить операцию.
После завтрака Сага на негнущихся ногах подошла к стоку, почистила зубы и умылась ледяной водой.
Я не могу бросить Фелисию, решила она.
Сага сидела на койке, глядя на дверь дневной комнаты. Наконец замок двери, разделявшей комнату и ее бокс, зажужжал. Раздался щелчок, и проход открылся. Сага сосчитала до пяти, поднялась, напилась воды из-под крана, притворяясь, что не слишком торопится. Усталым жестом вытерла рот тыльной стороной ладони и прошла в дневную комнату.
Она оказалась там первой, но телевизор за стеклом уже работал, словно его и не выключали. Из комнаты Берни донесся злобный вопль. Берни как будто хотел расколотить стол. Поднос, на котором давали завтрак, со звоном упал на пол. Берни что-то завопил и швырнул пластмассовым стулом в стену.
Сага встала на беговую дорожку, запустила тренажер, сделала несколько шагов, остановила, села на край дорожки поближе к пальме и сбросила одну кроссовку, притворяясь, что сбился язычок. Пальцы были холодными, онемение никуда не ушло. Сага понимала, что нужно торопиться, но не могла заставить себя двигаться быстрее. Она заслонила собой камеру и, дрожа, достала микрофон.
– С-суки! – орал Берни.
Сага стянула с микрофона чехол. Крошечный предмет скользнул между онемевших пальцев. Сага подхватила его у бедра, повернула клейкой стороной вверх. В дневную комнату, тяжело ступая, шел Берни. Сага нагнулась и быстро прижала микрофон к внутренней стороне листа. Подержала, подождала еще пару секунд и убрала руку.
Берни распахнул дверь и вошел в дневную комнату. Пальмовый лист еще покачивался, но микрофон был на месте.
– Обрахиим, – прошептал Берни Увидев Сагу, он резко остановился.
Сага сидела спокойно. Она натянула носок, расправила залом и снова надела кроссовку. Встала, запустила дорожку, пошла.
– Черт, – сказал Берни и закашлялся.
На пальму Сага не смотрела. Ноги дрожали, сердце билось горяздо сильнее, чем всегда.